— Но зачем, господи! Зачем? Все же живы!
— Где твоя жена?! — заорал Глеб не своим голосом. — Где она?
— Вон она. Тут, — энергично замахал обеими руками в дверной проем Степанов. И заорал: — Оля! Оля, иди сюда! Покажись господам полицейским! Докажи им, что с тобой все в порядке!
В последних словах Воронов сильно засомневался, когда Ольга Степанова выступила из тени соседней комнаты в прихожую.
— Здрассте… — почти шепотом проговорила она, ни на кого не глядя.
Измученной, истерзанной, сломленной! Вот какой она показалась Воронову. И с ней ни хрена ничего в порядке не было. Короткая кофточка без рукавов не скрывала локтевых сгибов с множественными следами от уколов. Грязные волосы, стянутые резинкой на макушке нелепой колбаской. Неестественная худоба. Страшная бледность. Прыщики на лбу и подбородке.
— Ты что, тварь, держал ее на наркотиках?! — ахнул Глеб, увидев то же, что и Воронов.
— Оставьте его, — чуть громче и чуть тверже попросила Оля, снова избегая встречаться с кем-нибудь взглядом. — Это не наркотики. У меня больные придатки. Я проходила курс лечения.
— А можно узнать клинику, где вы проходили этот курс?! — продолжил настырничать Глеб Сергеев, покручивая на пальце наручники.
— Это не ваше дело, — ответила Ольга спокойно, ровно. Тут же повернулась, чтобы уйти, но успела сказать: — Как видите, меня никто не похищал. Мне никто не перерезал горло. Со мной все в порядке. До свидания…
— Но Богданов утверждает, что видел вас на цепи! — все еще не хотел сдаваться Сергеев, крикнув ей в спину. — Что вы были под действием каких-то наркотиков! И что он вас…
— Я устала слушать ваш детский лепет, господа полицейские, — пробормотала Ольга, низко опустив голову и так и не повернувшись к ним. — Богданов, может, сам обкололся, вот и несет невесть что!
Она ушла из прихожей. Хлопнула какая-то дверь. Видимо, дверь кухни. Потому что их тут же накрыл запах жареной курицы. Ужин, видимо, своему мучителю готовит, тут же пронеслось в голове у Воронова. И перевел взгляд на Степанова, который уже успел справиться со всеми своими страхами и выразительно теперь поглядывал на дверь. Видимо, предлагал им убраться.
— Муж и жена — одна сатана, так получается? — пробурчал Глеб.
— Вы что-то еще хотели? — с ледяной вежливостью улыбнулся ему Степанов, медленно тесня к выходу.
— Да, хотел, — кивнул он, мелко пятясь и ненавидя себя за это. — Хотел сказать, что, если Богданов напишет на вас заявление о похищении, я брошу все силы, чтобы доказать вашу причастность.
— Не получится. — Вежливая улыбка сделалась гадкой.
— То здание… На трассе… Оно ведь принадлежит вам?
— Не понимаю, о чем вы? У меня нет недвижимости вне городской черты.
И Воронов тут же поверил, что так и есть. Недвижимости у него там нет. Он просто воспользовался строением, зная, что…
Что хозяин не явится вот прямо как снег на голову.
Что никаких движений по сдаче объекта в скором времени не предвидится.
Что хулиганы или бомжи случайно не набредут на объект и не облюбуют его, потому что он все время находился под охраной.
Охраной, которая была с ним в сговоре? Или подчинялась ему напрямую?
Вариантов множество. И Воронов не мог не отдать должное выдумщику: место наказания подобрано идеально.
Да, да, он мог бы найти и ту охрану, и автомашины, которые сначала привезли в то строение мебель, а потом экстренно вывезли. И даже мысленно схему набросал, по которой стал бы действовать, но…
Но нужны будут люди, время, а главное — заявление от потерпевшего Богданова. А тот вряд ли решится на месть своему похитителю, поскольку первым обидел его, закрутив с его женой роман.
И что получается? Привлечь этого сказочника совершенно не за что?! Обидно!
— Мы все же сможем привлечь вас к ответственности, гражданин Степанов, — кивнул Воронов, вдоволь налюбовавшись окрепшим после потрясения Степановым.
Тот только что джигу перед ним не танцевал. И коленками подергивал, и прохаживался, потирая руки, перед ним взад-вперед. И с откровенной радостью головой потряхивал.
— Да ну! — отвратительно хохотнул Степанов. — Привлечете? Вы? Да за что? Богданов, он… Он просто спятил! Он сумасшедший! Он…
— Мы привлечем вас к ответственности за то, что вы намеренно ввели следствие в заблуждение, написав нам заявление об исчезновении своей жены, — нашелся Воронов.
И жуть как обрадовался, когда Степанов замер, оборвав свой ритуальный танец победителя перед ним.
— Советую вам обзавестись хорошим адвокатом, гражданин Степанов, — посоветовал Воронов и ушел.
Глеб уже сидел в машине и грыз сдобную булку, усыпавшись сахарной крошкой и маком.
— Где купил? — Он протянул руку и отщипнул от сдобы.
— В булочной на углу, — проворчал Глеб.
И следом так долго и так витиевато выражался, что у Воронова уши закраснелись.
— Извини, Володь, — переведя дыхание, попросил он. — Просто нервы сдали. Столько времени на эту сволочь потратили, и все впустую! А у меня, между прочим, люди из-за него под стражей сидят. Невиновные!
Воронов вздохнул, опустив упрек. И еще раз отщипнул от булки.
— И тебя сдернул! И ты полдня потерял! А эта мразь теперь над нами посмеиваться станет. Богданов… Он же не станет писать заявление на него, так ведь?
— Даже если и напишет, толку-то? — Володя за водителя повернул ключ в замке зажигания и скомандовал. — Поехали. Завезешь меня на службу.
— А пожрать? Мы же собирались!
— Некогда, Глеб. Сам сказал, у тебя там люди в клетке невиновные сидят. Им домой надо. Поговорить…
Он поежился, вспомнив сумасшедшие от страха глаза Арины, когда она считала своего мужа пропавшим без вести. И виноватым в его исчезновении считала того самого маньяка, на которого случайно нарвалась. И себя считала виноватой попутно, потому что проболталась капитану Воронову. А он не помог, а только навредил.
— И мужа своего она уже живым не думала увидеть, — закончил он со вздохом говорить, когда они уже снова толкались в пробке.
— Так она с другим уже того… — неуверенно возразил Глеб. — Живет. И будто нормально у нее все.
— Но то, что она сейчас, возможно, счастлива, капитан Сергеев, не свидетельствует о том, что она желает своему мужу, пускай и бывшему, всех кар небесных, — произнес со смешком Володя.
И про себя подумал, что он своей бывшей жене не то что гадкого и страшного, самого неосторожного плохого не желает. Он искренне желает ей счастья. И лучше, чтобы с ним у нее это счастье случилось. Н-да…
— Жаль, конечно, что эта дрянь уйдет так вот просто безнаказанной, — все никак не мог уняться Глеб, пожимая Володе руку, прощаясь у отдела. — Жаль.
