Кестлер, Кросман, Джексон и Ласки решили издать сборник откровений бывших коммунистов, порвавших со «сталинизмом», под рабочим названием «Утраченные иллюзии». Ласки переводил присылаемые ему статьи для сборника в редакции журнала «Месяц», и в этом же журнале все они были первоначально опубликованы. В 1949 году сборник вышел под наванием «Бог, который провалился» («The God That Failed»). Среди авторов помимо Кестлера были уже знакомые нам Андре Жид, Иньяцио Силоне, Ричард Райт Стивен Спендер и Луис Фишер.
США представлял Луис Фишер, некогда прогрессивный журналист, как и Кестлер, пришедший к коммунизму из сионизма. В 1917 году Фишер, еврей по национальности, записался в Еврейский легион, находившийся в Палестине. После возвращения в США нашел работу в нью-йоркском агентстве новостей. В 1921 году отправился в Германию и начал сотрудничать с газетой «New York Evening Post» как европейский корреспондент. В следующем году женился на переводчице советского посольства Берте Марк и был направлен корреспондентом в Москву. С 1923 года писал статьи для еженедельника «The Nation».
Первая книга Фишера «Нефтяной империализм» (1926) была посвящена борьбе великих держав за нефть (в 1933 году была включена нацистами в список книг, подлежащих сожжению). Получив разрешение НКИД СССР изучить его архивы, Фишер написал двухтомное исследование «Советы в международных отношениях» (1930). Интересно, что в 1935 году Фишер (считавшийся тогда твердым сталинистом) разоблачил американского журналиста Роберта Грина, который под именем Томаса Уолкера выпустил несколько статей о голодоморе, объявлявших его преднамеренным геноцидом украинцев. Как установил Фишер, Грин вообще не был на Украине. Сам Фишер считал «голодомор» делом рук украинских контрреволюционеров. На одной из лекций в 1933 году Фишер твердо завил, что никакого голода в СССР нет.
Фишер освещал гражданскую войну в Испании и некоторое время сам воевал в составе интернациональных бригад. В 1938 году он вернулся в США и поселился в Нью-Йорке, продолжив работать в «The Nation».
В 1945 году покинул «The Nation», не согласный с симпатиями журнала к Сталину. Забегая вперед, скажем, что Фишер преподавал «советологию» в Принстонском университете до своей смерти в 1970 году.
Фишер назвал сборник «новым Кронштадтом», немекая на антисоветский мятеж 1921 года.
ЦРУ и IRD активно распространяли книгу «Бог, который провалился» по всей Европе.
Между тем фиаско в Париже натолкнуло Хука и Ласки на идею создать постоянно действующую организацию антикоммунистических интеллектуалов. И, конечно же, надо было сделать это под самым носом у красных – в Берлине. В январе 1950 года Ласки, Джоссельсон и Кестлер обратились с таким предложением к Визнеру. Тот не возражал, и Ласки без труда уговорил мэра Западного Берлина, известного антикоммуниста и по совместительству социал-демократа Эрнста Ройтера. 7 апреля 1950 года Визнер одобрил проект проведения в Берлине антикоммунистического конгресса интеллектуалов и выделил на это (опять-таки из средств «плана Маршалла») 50 тысяч долларов. При этом Ласки, уже засветившемуся своим сотрудничеством с американскими спецслужбами, было дано строгое указание «держаться в тени».
Однако Ласки был уже к тому времени мотором всего мероприятия. Он хотел повторить успех русских в Париже и добился поддержки будущего антикоммунистического конгресса со стороны Карла Ясперса, Бенедетто Кроче, Бертрана Рассела. Люди Визнера через посредников купили билеты для американской делегации, составление которой курировали Хук и Джеймс Бернхем (один из лидеров американского троцкизма до войны). Однако всемирно известных имен и умов там, как и раньше, не было. Вряд ли в Европе хорошо знали издателя журнала «Нью Стейтсмен» Сола Левитаса или чернокожего издателя газеты «Питтсбург Курир» Джорджа Шайлера (его взяли именно как «образцово-показательного» негра). На деньги ЦРУ прибыл в Берлин и «Николас» Набоков.
В Берлине Хук постоянно озирался по сторонам – ему казалось, что русские танки вот-вот войдут в город. И, конечно же, только для того, чтобы арестовать его, Хука.
Из Англии приехали помимо прочих Джулиан Эмери, историк Хью Тревор-Рупер, из Франции – Раймон Арон, Андрэ Мальро, из Италии все тот же Силоне. Естественно, присутствовал и Кестлер. К 25 июня 1950 года в Берлине собрались все 200 делегатов. Открытие на следующий день совпало с началом корейской войны, что сразу же придало конгрессу истерические нотки. На церемонии открытия Конгресса за свободу культуры Ройтер попросил минутой молчания почтить память погибших в концентрационных лагерях (имелся в виду, конечно же, только ГУЛАГ). Темы дискуссионных секций тоже говорили сами за себя: «Наука и тоталитаризм», «Гражданин в свободном обществе», «Защита мира и свобода», «Свободная культура в свободном мире».
О том, как понимали на этом мероприятии защиту мира, красноречиво свидетельствовало высказывание американского делегата Бернхема: «Я выступаю против бомб, размещенных в Сибири или на Кавказе, направленных на уничтожение Парижа, Лондона, Рима, (…) и всей западной цивилизации (…), но я приветствую бомбы, размещенные в Лос Аламосе (…), которые в течение пяти лет являются защитой – единственной защитой – свобод Западной Европы». На это французский делегат Андрэ Филип справедливо возразил, что если падает атомная бомба, то она не делает различий между друзьями и врагами сободы.
Делегаты регулярно взбадривали себя слухами, что их вот-вот похитят советские спецслужбы. Особенно свирепствовал Кестлер – он истерично призывал «свободу» немедленно перейти во фронтальное наступление против сталинизма, называл коммунистов «падшими ангелами». Британский историк Тренвор-Рупер был потрясен тональностью конгресса, пронизанной нетерпимостью к любому инакомыслию (особенно досталось Сартру): «Было очень мало серьезной дискуссии. По моему мнению, это все никак нельзя было назвать интеллектуальным… Это оставило такое негативное впечатление, как будто мы ничего не могли сказать, кроме “Ату их!” …Я чувствовал, что мы приглашаем Вельзевула для борьбы с Сатаной»
[242]. Мнение Тревор-Рупера разделяла практически вся британская делегация, стремившаяся как можно быстрее покинуть Берлин.
Любые попытки некоторых делегатов (в основном французских) развивать тему равноудаленности европейской культуры от СССР и США энергично пресекал Ласки, который вопреки приказу Визнера фактически открыто руководил конгрессом: «Нейтрализм – это идея и движение, спонсируемые Советами».
На собранном Ройтером финальном митинге 29 июня 1950 года Кестлер выкрикнул 15 тысячам присутсвовавших: «Друзья, свобода перешла в наступление!»
[243] Затем он зачитал «Манифест свободы», подготовленный совместно с Ласки и Хуком. Причем британцы выступили резко против попыток американцев включить в манифест осуждение идей Маркса. Нейтрализм был осужден в документе как «предательство по отношению к человечеству». На этом настаивал Визнер: только что было образовано НАТО, и призывы к нейтралитету воспринимались тогда в Вашингтоне как осуждение этого блока.
