— Господи, какие грациозные, Фелюня, ты только посмотри! — ахает она.
— Ты грациозней, — сигналит он в клаксон.
Монпелье, переправа через Рону, они в Марселе. Проезжают центр шумного, скученного города, он ведет осторожно мотор узкими улочками в портовый район, заруливает к зданию морского вокзальчика со шпилем на крыше.
— Никак, Иван? — приподнимается она удивленно с сиденья.
Кто же еще? Разумеется, он. Уехал за день до их отъезда поездом, сбегает по ступенькам. Одет по моде, до блеска начищенные ботинки.
— Temps! — кричит, размахивая билетами. — De Hurry est court! («Скорей! Времени мало!» — фр.)
Через час с небольшим они уже покачиваются на полках отчалившего от пирса дымного пакетбота.
— Помнишь наше крымское знакомство? — Она лежит, утомленная ласками, в его объятиях, водит острым ноготком по его груди. — Мы стояли с тобой на веранде, и ты рассказывал мне, как напугал до смерти эмира Бухары? Знаешь, что я тогда подумала? Что непременно выйду за тебя замуж. Потому что ты самый замечательный выдумщик на свете.
Он смотрит на нее с нежностью, с любовью: бог мой, да стоят ли услаждающие его в номерах гостиниц и опиумных курильнях размалеванные красотки, вешающиеся на шею богатые истерички, юные прислужники турецкой бани на бульваре Осман — стоит ли весь этот человеческий хлам хотя бы мизинца на ее руке, упавшей на подушку реснички?..
Корсика, райский месяц на овеянном легендами гористом острове. Порт и столица Аяччо, где они поселились в гостинице, похожий на ласточкино гнездо, дружелюбные, приветливые корсиканцы, вовсе не похожие на досужий миф о бандитах с косынками на голове и ножах за поясом. Чокаются стаканами в портовых кабачках, куда они ходят полакомиться жареной рыбой, предлагают выпить за императора. Имя родившегося здесь Наполеона и его близких на каждом шагу. Грот, в котором он любил сидеть в свободные часы в детстве с памятником в честь взятия Москвы, улицы и бульвары его имени, имени матери, брата Жерома.
Корсику они объехали вдоль и поперек. В столице северо-западного департамента Кальве похожем на средневековую крепость увидели на стене увитого плющом дома объявление о продаже. Справились о цене — сущие гроши!
— Слушай, давай купим? — загорелся он.
— Давай, — улыбнулась она, — он такой уютный.
Для чего, с какой целью, им не приходило в голову: сумасшедший поступок диктовало настроение, веселый азарт.
Оформили покупку, приобрели заодно поблизости деревенскую ферму, наняли управляющего-смотрителя.
— Два сумасброда! — смеялся за столом отец, когда они заехали по пути домой в Рим, чтобы повидаться с дочерью. — Вы бы еще где-нибудь на Соломоновых островах недвижимость прикупили!
— А что, неплохая мысль, — прижимал он сидящую на коленях Ирушку. — Мне всегда хотелось торговать кокосовыми орехами. Да, кукляшечка? — подбросил несильно дочку.
— Папа, еще! — взвизгнула она.
— Еще? — подбросил он сильнее.
— Еще, еще! — счастливо кричала она.
Накануне их отъезда отец зашел к ним в комнату, потрясая пачкой итальянских газет.
— Читайте, — положил на стол. — О ваших американских похождениях. Такого я о сыне и невестке, — хохотнул, — признаться, еще не слышал.
Это была перепечатка из американской красной газеты «Дейли Уоркер».
«Из Москвы, по телефону. Из Москвы нам сообщают о неслыханном скандале, учиненном в Нью-Йорке светлейшим князем Юсуповым, графом Сумароковым-Эльстоном. Прибытие князя Юсупова в Нью-Йорк наделало много шума. В американской печати только и разговоров было о нем, всюду фото и интервью. Юсупов пустился в спекуляции, открыл игорный дом и в конце концов оказался на скамье подсудимых. И по сей день говорят о нем в связи с двумя скандальными процессами. Первое — светлейший плут соблазнил танцовщицу фокстрота из кабаре. Бедная Мэри оказалась девицей. Чтобы выйти сухим из воды, князь предложил ей вместо денег картину Рубенса, которую, когда бежал, прихватил из своего петербургского дворца. Девица, зная, что почем, согласилась. Все было шито-крыто до поры, когда она захотела продать княжеский подарок. Оказалось, Рубенс — подделка, копия, сделанная за десять долларов нью-йоркским мазилой. Оригинал же продан какому-то миллионеру и в настоящее время висит на видном месте в его доме на Пятой авеню. Дело разбирается в суде. И это еще не все. Юсупов выступил в качестве оценщика гобеленов одного русского эмигранта. Светлейший князь ручался, что ковры происхождением из Версаля и прежде принадлежали великому князю Владимиру. Таким образом, они были проданы за баснословные деньги, с которых Юсупов сорвал хороший процент. Впоследствии, однако, выяснилось, что гобелены подделка. Поступок князя с девицами нью-йоркские газеты называют бессовестным, а дело с гобеленами бесчестным»
Читая, они давились от смеха на диване.
12
Уставший от тягот войны, гедонистский по природе Город Солнца отдается простым человеческим радостям: влюбляется, веселится, танцует чарльстон, шимми и уанстеп. Меняется на глазах стиль жизни — в манере поведения, пристрастиях, понятиях красоты. Немодными становятся длинные волосы, сложные завивки, пышные формы, женщины стремятся выглядеть по-мальчишески, идеальной считается фигура «ле гарсон». Из шифоньеров выбрасываются за ненадобностью корсеты, в обиход входит лифчик. Называвшийся в начале столетия бюстодержателем, почти не применявшийся предмет женского туалета стал модным за один вечер — вслед за шумной премьерой в Гранд-опера «Шахерезады» с костюмами по макетам художника Бакста, в которых танцевали героини фокинского балета.
Русская тема все больше увлекает создателей модной одежды. «В Париже есть не только русские рестораны, — пишет в журнале «Искусство и мода» обозреватель Пьер де Тревьер. — Кроме шоферов такси и учителей танцев, которые уверяют, что были царскими адъютантами, у нас есть нечто другое: все эти русские материи и украшения, созданные с редким искусством, с их притягательным многоцветьем кустарями, которые, по странному стечению обстоятельств, расположились по всей рю Фобур Сент-Оноре, от площади Бово до рю Руаяль. Я горячо верю, что наша мода попадет под непосредственное влияние этих наивных художников. Не сомневайтесь: туники парижанок скоро озарятся славянским духом или русским настроением».
Так и происходит. Мода на русский стиль распространяется с быстротой пожара. Сапожки, блузы-«казак» с косой застежкой, вышивки, шапки, кокошники, большой воротник, названный парижанами «боярским», становятся изюминками коллекций ведущих Домов моды Парижа — «Пуаре», «Ланвен» и «Шанель». В индустрии французской красоты год от года все больше русских имен. Сначала это хозяйки скромных пошивочных мастерских на дому с единственной швейной машинкой, полуподвальных ателье, где трудится вся семья, дальше — больше. Шляпная мастерская Марии Ивановны Путятиной «Шапка» с привлекательной приманкой, манекенщицей княгиней Трубецкой. «Русский Дом Мод» на бульваре Мальзерб графини Орловой-Дашковой, специализирующийся на ручной вязке и набойке шерстяных и шелковых тканей. Дом моды «Миеб» бывшей фрейлины русской императрицы Бети Буззард, «Китмир» великой княгини Марии Павловны. Начинавшая манекенщицей у Габриэль Шанель княжна Анна Воронцова-Дашкова открыла Дом моды «Имеди», стала одевать дам высшего света Франции, Великобритании, Голландии, американских миллионерш. Нарасхват платья, пальто, обувь, сумки, зонты, кружева основательницы Дома «Арданс», русской баронессы Кассандры Аккурти — все изделия сиреневого цвета, на показах посетительницам вручают букетики фиалок…
