Эсенци тоже это знала.
— Моя жизнь принадлежит этому легиону. Милорд, я почту за честь служить ему до самого конца. Вам нужно лишь достичь поверхности. «Харибда» сумеет дать вам эту возможность.
Нумеон кивнул. Он все понимал.
Аквила, которую когда-то дала Нумеону Эсенци, висела на его запястье. Он едва не забыл про нее. Удивительно, что ее не сорвало в боях. Теперь пришло время ее возвращать.
Эсенци взяла амулет.
— Он помог?
— Как видишь, я стою перед тобой.
Она улыбнулась, но боль утрат сделала улыбку безрадостной.
— Я могу проредить их истребители, — сказала она, вешая аквилу обратно на шею. — Затем вступлю в бой с основными кораблями и буду отвлекать их внимание, сколько смогу. Я не знаю «Харибду» так хорошо, как знал ее Адиссиан, но понервничать этих ублюдков заставлю. Сделайте то, ради чего мы сюда прилетели, милорд. Верните Вулкана земле.
Нумеон поклонился — не только из вежливости, но и из уважения.
— Ты честь этого легиона, Лисса Эсенци, — сказал он ей. — И твоя жертва будет честью для Вулкана.
Затем он отошел и подозвал к себе Зитоса и остальных Саламандр.
— Сперва отправляемся к святилищу, — распорядился Нумеон. — Затем в пусковые доки.
— Следует оставить небольшой отряд для защиты мостика, — заметил Зитос. — В противном случае они смогут обратить наш собственный корабль против нас.
Нумеон кивнул:
— Абидеми, отведи Вар’кира к пусковым…
— Я останусь, — перебил капеллан, уже поднявшийся на ноги. Он склонял голову набок, когда говорил: потеряв зрение, приходилось полагаться на остальные чувства. Это сбивало с толку, но транслюди быстро адаптируются.
— Ты почти наверняка погибнешь, Вар’кир. Я не могу допустить…
— Артелл, можешь тратить время на споры со мной или исполнять свое предназначение. Это никак не повлияет на то, кто останется, а кто нет. Я не полечу с вами. Доставь нашего отца к месту упокоения, и будь что будет.
— Ты самый упрямый Змий на свете, Фест.
Нумеон обнял его, а Вар’кир в ответ придвинулся и тихо сказал на ухо:
— Я видел, как ты стоишь перед горой, а небеса алели и изливались огнем. Я не знаю, что значит это видение, но чувствую, что оно предвещает нечто невероятно важное.
Нумеон с непонимающим видом отодвинулся, но быстро взял себя в руки.
— Хорошей смерти, капеллан.
Вар’кир фыркнул и отвернулся.
— У нас не бывает хороших смертей, легионер. И не отправляй ко мне Ксафена. Видит Трон, он жаждет этого, но я не хочу провести свои последние мгновения с ним.
Нумеон ушел вместе с остальными.
Покинув мостик, он сказал Зитосу:
— Свяжись по воксу со всеми оставшимися. Пусть двое заступят на охрану мостика. Только добровольцы. Остальные отправятся с нами, чтобы отвезти нашего отца на Ноктюрн.
— У нас будет один корабль, а у врага их множество, — предупредил Зитос.
— Я не собираюсь с ними сражаться. Нам нужно лишь пробиться сквозь строй и добраться до поверхности целыми.
— Что насчет Хехта?
— Неважно, какая цель у него была или есть, мы его уже никуда не сможем отвезти. Если он объявится и попытается остановить нас, придется убить его, агент он Малкадора или нет.
Глава 58
Сброшенная маска
Боевая баржа «Харибда», солиториум
После того как они добрались до границ сегментума Солар, Хехт ушел в солиториум: дождался, пока Нумеон и Вар’кир не ушли, и спрятался. Разум не выдерживал груза двух противоборствующих душ. При встрече с Квором Галлеком он поверил, что его зовут Бартуса Нарек, но позже, когда его миссия напомнила о себе, на первый план начала выходить другая личность — Каспиана Хехта.
Он был сломан: сознание, пересеченное ветвистой трещиной, не принадлежало до конца ни первому, ни второму.
Нарек пытался вспомнить, что с ним сделали. Хехт пытался все отрицать.
— Кто я? — спросил он у спящего огня, который дрожал в своей железной колыбели.
Ответа не было.
Он достал нож. Тот был отполирован до зеркального блеска, но Нарек не узнал лицо, отразившееся в клинке. В неровном свете на него смотрело лицо самозванца, чужое и незнакомое.
Убить примарха. Вот что говорили ему инстинкты. Владыку Змиев… Но ведь он уже был мертв, разве нет? И все же потребность не уходила.
Он мог бы сделать это достаточно легко. У входа в святилище поставили еще двух стражей, но он убил бы их. На борту этого корабля были только два Саламандры, способные доставить ему проблем, и оба были так далеко, что о них можно не беспокоиться.
Но всякий раз, когда Нарек думал об этом, он колебался, словно на пути мыслей вставал обратный импульс.
Поэтому он пришел в солиториум — чтобы попытаться привести мысли в порядок.
Два разума не могли долго существовать в одном теле, даже если это тело принадлежало трансчеловеку. Его разорвет пополам; одна половина Нарека, одна — Хехта. Он уже чувствовал, как распадается.
Перспектива потерять свое «я» взывала к чему-то примитивному, что не могла до конца подавить никакая гипнообработка. Его охватил страх, настоящий страх. Впервые в жизни или в той ее части, которую он помнил.
— Чьи это руки? — спросил он вслух, но эхо вернуло вопрос. — Чей это голос? — закричал он.
Надеясь найти ответ в прошлом, он вспомнил грузовой контейнер, в котором впервые проснулся. Он также вспомнил свою камеру на Макрагге и допросы Тита Прейтона. Иногда казалось, что допросы были в другой жизни, в чужой. Иногда они были частью его истории.
Он опять отвлекся. Подумал о ящике и о теле, которое обнаружил внутри. Он помнил броню. Помнил, что был Бартусой Нареком. Гражданских, который перерезал, чтобы захватить грузовое судно. Спуск в Бастион, когда от топлива осталась лишь гарь. Мощную потребность найти новый корабль.
Мысленную установку, похожую на созданный гипнообработкой рефлекс.
Каспиан Хехт — это на самом деле Бартуса Нарек, или Бартуса Нарек — это на самом деле Каспиан Хехт?
Мысли шли по бесконечной спирали.
«Меня забрали».
Об этом можно было догадаться. В один момент он в камере в Восточной Цитадели, в другой — в темноте грузового контейнера.
«Вывезли с Макрагга…»
Но кем? Тем воином, чье тело он обнаружил, когда очнулся? И зачем?
«Псайкер».
Но не Тит Прейтон, а кто-то более сильный. Достаточно сильный, чтобы замаскировать их побег и запутать сынов Жиллимана в их собственном доме. Нарек знал только одного псайкера на службе Империума, способного на это. Его знаком была отмечена серая, непримечательная броня Нарека. Но он никак не мог этого сделать.
