Мы послушались. Вскоре все наши вещи были убраны на место в рюкзаки. Только сейчас я почувствовала, как саднят стертые о склон ладони и коленки; это комбинезону ничего не сделалось, а человеку – очень даже. Руби морщился, поглаживая плечо, – должно быть, поранил веревкой при спуске.
– Ника, почему в полете на тебе не видно каски? – вдруг выдал братец.
– Что? – не поняла наша подруга, расстегивая ремешок шлема, который забыла снять.
– Ну, сейчас ты в шлеме. А когда летишь, то без шлема.
Ника вытаращила глаза:
– Я сейчас и в комбинезоне. И в ботинках. А ты видел хоть раз птицу в ботинках и комбинезоне?
– Нет, – прыснул Руби.
– А чего тогда глупые вопросы задаешь?
Ника отдала мне шлем, и я убрала его в сумку.
– Я спрашиваю не «зачем так происходит», а «каким образом»! Закон сохранения энергии же…
– Да откуда я знаю? – удивилась Ника. – Просто так всегда было. Аня, скажи ему!
Я могла только подтвердить ее слова. Орланов мы видели с детства, даже с рождения, каждый день. И никогда не задумывались, куда пропадает их одежда при трансформации.
– Тоже… трансформируется, наверное? – предположила я вслух.
– Во что? В энергию? – подхватил Руби.
Мы с Никой взглянули на него, как на сумасшедшего. Опять его интересуют вещи, которые сейчас совсем неважны. Как тогда, с бубенчиками на мосту.
– Мы даже не знаем, что дальше делать, а ты…
– Кажется, я знаю, – перебила Ника. Она поманила пальцем, и мы с Руби наклонили головы поближе. – У серых тут есть одна штука, надо попытаться ее заполучить. Это очень важная вещь, без нее они… В общем, если она будет у нас, может быть, мы сможем с ними договориться. Или шантажировать их.
– Что за штука? – подхватил Руби.
– Манар. Знаете, такой шар…
– Размером с большое яблоко? – воскликнула я.
– Да. Ты видела его, что ли?
– Видела. У нашего комиссара юниор-полиции.
– У кого? – удивилась Ника.
– Ну, орлан на нашем острове.
– Серый?
– Нет, белоголовый.
Пару секунд Ника непонимающе смотрела на меня, потом хлопнула себя по лбу:
– Так это, наверное, конде Антон, у него свой манар.
– Кто-кто?
– Комиссара как зовут?
– Не знаю, – растерялась я. – Комиссар и комиссар. Обычно мы его зовем просто «орлан».
– М-да. Это все равно что мы бы кого-то звали просто «человек». Эй, человек!
– Вы называете нас «техно», – возразил Руби.
– И вы себя так называете!
– А вы себя орланами не называете, что ли?
Мне это надоело:
– Слушайте, хватит препираться!
– Аня права, – согласилась Ника. – Надо лезть внутрь.
– Ну так пошли. Чего мы ждем? – вздохнула я.
– Я боюсь, – призналась Ника.
– Я тоже, – кивнула я.
«И я. Немного», – читалось в глазах моего братца, но он промолчал. Потом кивнул на лестницу и скомандовал:
– Двинули. Ника – вперед!
Мы зашагали вверх, Руби – последний. В подъеме не было ничего интересного. Слева – склон, за который можно держаться рукой, справа – пустота, смотрим под ноги, чтобы не споткнуться, – вот и вся история. Наконец Ника предупредила:
– Тормозите, пришли.
Я остановилась и подняла голову. Впереди было несколько последних ступенек, и окно башни начиналось на уровне самой верхней. Но главное – окно не было простым провалом, как везде в орланском замке. В него были вставлены цветные стекла.
– А оно открывается? – засомневалась я.
– Конечно! Вы же – техно!
Я не знала, смеяться или плакать. Ника в который раз уже произносила это – видимо, она считала нас с Руби всемогущими. А я понятия не имела, как открыть окно. Вот Елка бы здесь очень пригодилась, она бы смогла проникнуть. Но мы? Мы-то что можем?
– Там вообще нет задвижек? – подал снизу голос Руби.
– Снаружи не видно. Может, какой-нибудь шпингалет и есть внутри. Скомандуй, и он откроется! – уверенно заявила Ника.
– Я могу скомандовать лишь тем, кто меня слышит, – возразил Руби. – Проще всего с устройствами, в которых есть электричество. Оно подвижное, как будто живое, и слышит всегда.
– Но ведь ты же и с механизмами… – начала я.
– Да. Но когда в них есть движущиеся части. А шпингалет… я его даже не вижу. И не слышу. И он меня не услышит.
– Значит, нужно, чтобы он тебя услышал? – задумчиво спросила я.
Потому что вдруг вспомнила, как открывала люк, ведущий в подводный тоннель. Тогда замок услышал меня, я очень хорошо это помню! Правда, у меня был медальон с музыкой, а сейчас его нет. Но зато сейчас со мной мой брат-техно, брат-близнец! А вдруг это поможет? Должно помочь!
– Ника, мне надо подойти ближе.
– Давай меняться местами, только осторожно!
– Ты ведь можешь взлететь? – напомнил Руби.
– Ага. А потом о ступени биться, чтоб выйти из трансформации? Нет, спасибо!
Я поднялась на две ступеньки, уселась на последнюю и начала вполголоса петь:
– Земля, кораблик храбрый мой…
– Поберегись! – закричала Ника.
Я обернулась. С места, где она только что сидела, сорвался орлан и со всего размаху ударился в оконное стекло. Цветные осколки так и разлетелись во все стороны. Я едва успела отвернуться и кое-как прикрыться ладонями. Но Ника, уже снова стоящая на ногах, теперь внутри замка, схватила меня за руку и втащила за собой. Следом вкатился и Руби.
– Серые, что ли? – понял он.
– Вот именно. Прямо над нами. Еще чуть-чуть – и увидели бы, пока вы тут кораблики свои поете.
– А трансформировалась зачем?
– Ты что, совсем домашний? Сейчас вся в порезах была бы. А так – вот!
Ника повертела руками без единой царапинки.
– А ты – классная! – восхитился Руби.
Ника смутилась:
– Спасибо. Просто перышки спасала, свои и ваши. Кстати, задвижки на окне нет. Оно не открывается. Вернее, теперь не закрывается. Зря время потеряли бы.
– Ника, а ты ведь тоже серая! – вдруг понял братец.
– Ну конечно, у меня ведь мать – серая, я же говорила. Но для серых я все равно что белохвостая, потому что мой отец – гранд.
– А вдруг тут кто-нибудь есть, – прошептала я, осматриваясь.
– Сейчас тут никого нет. Они приходят рано утром и поздно вечером. И еще в особых случаях. А вот как мы будем отсюда выбираться, надо еще подумать.
