Свод в мягких покоях был крестовым – у каждой из четырех комнат был свой отдельный потолок с особым узором сетчатого орнамента. В нашей комнате раскрашенная резьба расходилась горными и луговыми цветами. Я рассматривал каменные бутоны адельвита и слушал Миалинту.
– Сейчас у нас три главные проблемы, – проговорила в конце дочь наместника. – Казнь фаитов. Пленники Орина. И лигур, который каменщик наверняка держит где-то в своем доме.
– И ты хочешь, чтобы я доверил жизни своих горожан этому человеку?!
– Нет, отец. Я хочу, чтобы ты доверился фактам.
Тирхствин сухо усмехнулся. Встал с тронного стула. Спустился по ступеням на покрытый коврами пол. Прошелся до резной каменной ширмы. Резко повернулся и крикнул:
– Фактам! Нет у вас никаких фактов!
– Неужели ты не понимаешь?
– Я все понимаю…
Тирхствин возвратился на тронный стул. Вздохнув, утомленно проговорил:
– У вас только домыслы, фантазии…
Я видел, что недавняя вспышка ясности затихает. Наместник возвращался к отрешенности, в которой жил уже много лет. Его взгляд помутнел, рассеялся.
– Это ничего не меняет. Я не мог так рисковать. Мы сделаем то, что задумали. Постараемся избавиться от всей мерзости…
– Мерзости?! – воскликнула Миалинта. – Теперь и ты повторяешь слова Зельгарда!
– Так ли уж важно, чьи это слова?.. Он прав. Мы допустили лишь одну ошибку. Были слишком снисходительны. Мерзость нужно вырезать под корень. И если тут не справятся клинки, справится огонь.
– Заодно убить тысячи невинных людей?
– Они пострадают за тех, кто укрывает фаитов.
– В чем их вина? В том, что они захотели другой жизни? В том, что ищут свободу? Нет… Мне грустно слышать это от тебя. Сомневаюсь, что Галант из рода Аргоната гордился бы таким братом.
– Осторожнее, – процедил Тирхствин, и в его глазах опять мелькнула ярость.
– Нет времени быть осторожным. Поздно.
Миалинта нервно вцепилась в косу обеими руками. Плохое предчувствие усилилось, но я по-прежнему не знал, чего ждать. Лишь стоял у затянутых синим бархатом стен и слушал.
– Мы убиваем своих фаитов, но они остаются в нас, – продолжала Миалинта. Ее голос звенел под сводом мягких покоев. – Двойники появляются вновь и вновь. Терзают, напоминают о выборе, который мы не смогли сделать. Отец, сколько раз гвардейцам пришлось убить тебя? Сколько раз они убивали меня? Сколько раз каждый пятый из жителей Багульдина собственными руками убивал свои несбывшиеся мечты?
Быть может, Мурдвин лишился ума. Но в одном он прав. Туману забвения, Хубистану, не подвластно новое. Нам следовало наблюдать за фаитами, общаться с ними, а не убивать их.
Забыть о том, чего не было. Забыть о жизни, которой у нас никогда не будет. Простить себе свои ошибки. Это единственный путь к освобождению от тумана, разве ты не понимаешь?!
Люди называют фаитов мерзостью, обманом. А ведь они – это дар, помогающий очиститься, поверить в себя настоящего, а не вымышленного. Кому еще дано так просто отпустить из себя все несбывшееся?
Сит, сын Мурдвина, освободил себя-поэта. И больше не терзался. Смирился со своей жизнью: ухаживает за отцом, продает деревянные игрушки, живет в Подземелье и не терзается из-за этого. Он верит в свой путь, каким бы ничтожным он ни казался другим людям.
Мы должны отпустить фаитов. Освободить пленников Орина. В наших Землях место найдется для всех! Нужно только договориться с самим собой, разве это так сложно?
Миалинта распалялась все больше. Срывалась на крик. Отчаянно сжимала в кулаках косу, но, взглянув на Тирхствина, осеклась. В его глазах было лишь уныние. Все, что она говорила, не могло вырвать его из забвения.
– Прости, – вздохнул наместник. – Мы не можем так рисковать.
– Ты можешь…
– Могу. И ты это знаешь. Прости. Ты слишком многого не понимаешь. Я обещал Галанту, что позабочусь о тебе, если с ним что-то случится. Ты – моя семья. И я делаю это для тебя.
– Не оправдывай заботой обо мне…
– Я не оправдываю. Тебе пора в убежище.
– Что?
– Сопровождение готово. Тебя отведут в кузни. Можешь взять своего друга. После завтрашней казни все решится. Если смерть фаитов не отпугнет туман, я присоединюсь к вам. Зельгард прав. Сейчас дело уже не в двойниках, а в людях. Они сами стали мерзостью. И мы должны очистить Багульдин от них. В этом наша последняя надежда.
– Если так, – Миалинта решительно шагнула к Тирхствину, – то ты не сдержал обещания. Подвел Галанта, как однажды подвел Клеантию.
– Не смей! – вскинулся наместник.
– Скажи, дядя, – Миалинта нарочно не назвала его отцом – знала, что это злит его еще больше, – ведь тебе доносят о каждом из моих фаитов.
– Замолчи!
– Прошу тебя, просто ответь. Знаю, после того случая твои люди следят за мной. Не всегда успешно, но следят. И наверняка сообщают о каждом моем двойнике. Ведь так?
– Чего ты хочешь?
– Когда ты получал донесение в последний раз?
– Перестань! – Тирхствин вновь обмяк на тронном стуле. – Я сказал свое слово.
– Я тебе подскажу. – Миалинта сделала еще один шаг. – Этой ночью гвардейцы убили моего фаита. В очередной раз. Уверена, они даже принесли мою одежду, чтобы отчитаться.
– Прекрати.
– Так знай. У тебя больше нет дочери. Нет племянницы. Нет семьи.
– Хватит! – резко выпрямившись и вцепившись острыми пальцами в подлокотник, гаркнул Тирхствин.
– Ночью обмануть гвардейцев было просто. Они не так умны.
Наместник промолчал. Только хмурился и слушал.
– Думаю, ты их теперь не найдешь. Они давно спрятались. Ты даже не сможешь отомстить.
– О чем ты? – раздраженно спросил Тирхствин.
Миалинта стала разматывать зеленую ошелинную ткань на голове. Одновременно с этим выдергивала длинные серебряные заколки. Они беззвучно падали на ковер к ее ногам.
Наместник, пораженный, молча наблюдал за дочерью. Она плакала. Крупные слезы одна за другой срывались с ее ресниц, катились по сигвам, срывались с подбородка.
– У тебя нет дочери. А у меня нет семьи…
Миалинта рывком сорвала с головы и ткань, и косу, которая оказалась накладной. От неожиданности Тирхствин дернулся было вперед, но тут же замер. Приоткрыв рот, обезумевшими глазами смотрел на дочь. На упавшую черную косу. И на грубо остриженную голову. Ярко-золотые волосы. Фаит.
– Нет…
– Да. Да, отец. Я обманула твоих гвардейцев. И они убили меня настоящую. Когда появился фаит… Мы срезали наши косы. Обменялись ими, чтобы никто не понял, кто из нас настоящий, а кто двойник. Да. Мой фаит только для этого и появился. Я знала, что так… так смогу до тебя докричаться. Ведь голос мертвых всегда громче.
