Зря она произнесла это прозвище. Вернее, начала произносить: потому что после «эйн» смогла выдать лишь невнятный хрип – руки, сомкнувшиеся на глотке, внятной дикции не способствуют.
Она падает. Я оказываюсь на ней. Надеюсь, в последний раз. Пальцы глубоко вдавливаются в податливое горло. Вокруг уже не серый дворик-колодец – ее поганая оранжерея. Душная, влажная и вонючая. В душном месте надо душить. И я душу.
Вокруг раздаются какие-то крики, но до мозга не доходят. Чьи-то руки вцепляются мне в плечи, чьи-то кулаки бьют по голове. Да отпущу я ее, не волнуйтесь, отпущу, еще пара минут – и отпущу, вот уже и дергается слабее, скоро все закончится…
Боковым зрением вижу приклад, стремительно приближающийся. Леденец? Или папаша решил вписаться за стерву-невестку?
Страшный удар в скулу. Мир окрашивается розовым. Я отлетаю назад. Но пальцы не разжимаю. Напротив, стискиваю последним запредельным усилием. Раздается мерзкий звук, примерно с таким нога выдирается из болотной топи.
Горгона похотливо раскинулась на брусчатке. Вместо глотки – кровавый провал. Через пару бесконечных секунд он начинает фонтанировать алым.
Кровь попадает мне на лицо. Розовый мир стремительно багровеет, и не остается ничего, кроме затопившей всё и вся красноты, и я тону в ней.
* * *
Разумеется, ничего этого не было. Вся сцена проигралась у меня в мозгу – не просто зримо, но с ощущениями, со звуками, с запахами.
На деле я молча стоял, полуприкрыв глаза, и выравнивал дыхание: вдох, четыре удара сердца, выдох. Помогло. Из окружающего мира постепенно уходили оттенки красного, а когда Горгона пощелкала у меня перед глазами пальцами, желание с хрустом сломать эти пальцы оказалось вполне преодолимым.
– Алло, ты завис?
Не ответив, я повернулся к ней спиной и подошел к отцу, оживленно что-то обсуждавшему с Леденцом возле металлической двери подвала. Главное выяснил: на бывшую тоже вышел Плащ, а Эйнштейн играет в какие-то свои непонятные двойные игры, нюансы же и подробности можно уточнить потом, когда оторвемся от погони. Помешать обмену не должен никто.
Блиц-консилиум двух специалистов завершился тем, что отец приладил на мощные дверные петли колбаски пластичного термита, поджег. Когда догорит, петли прихватятся намертво. Преследователей такой трюк не остановит, но фору мы получим.
– Уходим, – скомандовал я своим, не дожидаясь завершения пиротехнического шоу. – Порядок прежний, я впереди, отец – замыкающий, Андрей с Леной в центре.
– Мы идем с вами, – безапелляционно заявила бывшая. – И не вздумай спорить, Гоблин. Там мои дочери. Я за ними на зубах поползу. И любого порву, кто помешает.
Узнаю прежнюю Горгону, ну прямо помолодела лет на десяток. Леденец, кстати, оказался у нее за спиной во время этой тирады и всем своим видом выражал поддержку и одобрение. Конечно, он не помешает в задуманном походе – и опыт хождения по зоне немалый, и боец не из последних, – но с причинами и мотивами его действий надо разобраться, не откладывая.
Очень хотелось сказать экс-супруге, что путей в Зоне много, и пусть лучше она выберет для своего ползания на зубах какой-нибудь другой, отличный от моего. Раздражает скрежет зубов по асфальту…
Но я лишь пожал плечами, что можно было истолковать как неохотное согласие. И внес коррективы в диспозицию:
– Тогда так: впереди мы с Леденцом, Жужа – в центре, с Андреем и Леной. Дистанция от передовых – тридцать метров. Двинулись!
Про Горгону специально не упомянул – иди, дескать, где знаешь. Влетишь в незнакомую тебе здешнюю ловушку – одной заботой меньше. Не надо будет судиться из-за детей при разводе. Хотя о чем я, какой еще развод… Ни один российский ЗАГС не зарегистрировал бы брак в мои неполные шестнадцать лет, будь даже невеста хоть тройней беременна. Ну а потом закрутились, завертелись… в общем, жили в гражданском браке. Или внебрачно сожительствовали, если рассматривать термин «гражданский брак» в его исконном и правильном значении: брак, заключенный не в церкви, а в муниципалитете или ЗАГСе.
Двор-колодец, куда мы выбрались из туннеля, располагался на Конногвардейском бульваре. Красивое место… когда-то было. Сейчас вдоль северной стороны бульвара виднелся словно бы след гигантского плуга, не просто разрушавшего здания – с фундаментами выворачивавшего их из земли. Южная сторона осталась относительно невредимой, мелкие разрушения вроде обвалившихся балконов и глубоких сквозных трещин на фасадах – не в счет.
Но давно известно, что в Зоне наиболее опасно передвигаться рядом со зданиями целыми, неповрежденными, куда – по внешнему впечатлению – хоть сейчас вселяйся и живи… Поэтому мы двинулись, по возможности прижимаясь к разрушенной части бульвара.
Относительно ясное небо, радовавшее нас в первой половине дня, затянулось тучами, опустился туман. Не слишком густой, видимость – метров пятьдесят, бывает и хуже.
Разговор назревал, и начал его Леденец.
– Интересно, нас во всероссийский розыск объявят за сегодняшние художества? – негромко и словно невзначай спросил он. – Или не будут выметать сор из избы и постараются ликвидировать по-тихому и своими силами?
Поразмыслив, я ответил чистую правду:
– Самое любопытное в твоем вопросе – это словечко «нас»… Что бы оно значило, а?
– Как я понимаю, означает оно местоимение «мы». В родительном падеже. Или в винительном? Со школы вечно их путаю… Пусть будет винительный.
– Садитесь, ученик Леденец. Би-плюс за неуверенность в ответе.
– Эх, Пэн, столько лет живешь в России, а репатрианта все равно за версту видно. Любой русский сказал бы: «четверка с плюсом»…
Еще один на мою голову… Будто мало папаши, много лет выкорчевывающего из моей речи англицизмы и пичкающего русскими идиомами.
– Не соскакивай с темы, – пресек я филологический экскурс. – С какой радости ты затесался в эти самые «мы»?
– С финансовой, Пэн, всего лишь с финансовой радости… Твоя супруга порадовала таким авансом, что пахать на ЦАЯ мне сразу стало безумно скучно. А если доживем до выплаты гонорара, то и к этой стране интерес у меня утратится. Поселюсь на каком-нибудь тропическом острове, среди вечного лета и полуобнаженных мулаток.
– Кто ж тебя из страны-то выпустит?..
– А кого я буду спрашивать? Я ведь в Светогорске вырос, у самой финской границы, каждую тропку там знаю…
– Понятно…
Семейный бюджет – вернее, бывший бюджет бывшей семьи, – такой дорогостоящий наемник на дно не пустит. С Горгоной у нас даже в лучшие времена кошелек был раздельный. До умыкания налички из банкоматов и безнала с электронных счетов она никогда не опускается. У нее другой метод: замечательно умеет находить спонсоров для своих затей. Чертовски убедительна бывает в беседах с ними – платят и радуются, что помогли столь замечательной женщине… Гнусная аферистка.
