– Теодор.
Толпа зашушукалась.
– Это что, настоящее имя, что ль?
– Да. А почему нет?
Нежителям это не понравилось.
– Да потому что врешь! – прорычала Шныряла. – Ни один нежитель не назовется настоящим именем. Говорю, он из Китилы! Из города, от мэра!
– Замолкни, дуреха! – крикнул Ворона и, подойдя ближе, обнюхал Теодора. Тео заметил, что глаза у парня сверкали темно-красным. – Посмотрите на его лицо. Выглядит странно. Да и не мог он нас просто так заметить. Не, сдается мне, он таки нежитель. Только свеженький, правил не знает. Может, ему Наверху не настучали по голове-то и не объяснили, что к чему? Малой, ты как – питаешься? Спишь?
Теодор хмыкнул:
– А что, можно без этого?
– Ногти и волосы растут? Взрослеешь? Сны видишь?
– А не видно, какие у меня патлы? – Тео начал раздражаться. Рука, в которой он держал нож, уже затекала. – Конечно, растут. А вы кто, собственно? Мне ничего от вас не нужно. Я ищу своего отца. Он ушел в Китилу и не вернулся. И он тоже… перекидыш. Лис.
– Нежитель? Твой отец?
– Его зовут Лазар. И объясните уже, что значит «нежитель»?
Тут вперед снова шагнул мужчина, носивший на плечах рыжую шкуру.
– Я его помню! Бродил тут один лисий колдун. Еще хромал на одну ногу – капканов, видать, перепробовал лапами, мало не показалось… Он дневал однажды в проклятом доме. Ни с кем не разговаривал, просто появился и быстро ушел… И он общался с горожанами. Лечил их, кажется.
– Это он! – выдохнул Теодор с замершим сердцем. Отец был здесь!
– Шныряла, отпусти парня! – приказал Плотник. – Он свой.
Лезвие соскользнуло с шеи, Тео облегченно вздохнул и тоже опустил руку. Однако нож не убрал. И девушка не отошла, стояла наготове, чтобы кинуться. Ишь какая злобная! Глаза так и светятся льдом, и таращатся – один на Теодора, другой на нежителей.
– Так вы видели его? Он пропал больше месяца назад. Мама пошла за ним и… Я хочу найти их.
– Больше месяца? – покачал головой лис-перекидыш и сказал то, от чего у Теодора на душе заледенело. – Нет, парень. Об этом не расскажу. Лазар жил тут, но давно. Дай-ка припомню… Да! Шесть лет назад. Как раз перед облавой. А после исчез. Ни одна душа его здесь с тех пор не видела. Клянусь своей шкурой!
Теодор почувствовал, как сердце обрушилось в груди. Вспыхнувшая надежда угасла.
– Я видел на спуске к городу обугленный боярышник. Что там произошло?
– А… Точно-точно. Случилась тут гроза посередь зимы! И молния! Мы видели – ударила как раз за тем холмом. А чего спрашиваешь?
Теодор только вздохнул. Значит, отца здесь не было. Его видели шесть лет назад и с тех пор он не появлялся. Лазар не дошел до города, с ним что-то случилось. Видимо, с матерью тоже. Теодор был уверен: отец, обугленный боярышник и ветвь, которую принес Север, как-то связаны. Вдобавок в Китиле пропадают люди… Отец видел во сне, как Теодор открывает дверь, матери тоже что-то дурное снилось, а после появилась странная тень… Вероятно, все эти сны были пророческими. Только что это все значит?
– Стало быть, ты – сын Лазара? А не похож. Не рыжий и не голубоглазый. – Мужчина хмыкнул. – А только такой станет перекидышем. Странное у вас семейство – получается, и отец нежитель, и сын туда же. Печаль какая! Сколько тебе лет и когда ты… ну… прости за любопытство… усоп?
– Шестнадцать скоро. И ничего я не усоп. Что за слово такое?
– Умер, парень, – со скрипучим смешком пояснил Плотник. – Лис у нас просто выражается так, давно ведь нежителем стал. Современный язык-то не очень знает.
– Я не умирал.
Теодор явно ляпнул что-то не то: нежители вытаращили глаза, а Шныряла вскинула нож.
– Живяк! Так и знала! Живяк он! Сам сказал – волосы растут, сны видит.
– Стоять! – рявкнул на нее Лис и с любопытством посмотрел на Тео. – Тень-то у тебя нежительская. Как же ты ее получил?
– Сам не знаю.
– Получается, он вроде как ни туда ни сюда, – хмыкнул Плотник. – Так, что ли? Первый раз такого нежителя вижу! А нежители, они, понимаешь ли, разные очень, но все, как один, снов не видят, не стареют и не растут, и – главное – тень у каждого своя. А некоторые тени еще и меняются! – Старик кивнул себе под ноги.
Тут Теодор увидел, что у ног старейшины и вправду лежит очень странная тень: она будто не знала, какой ей быть, и выглядела то человеческой, то вытянутой прямоугольной, то словно от облака.
– Иногда случается, человек погибает неправильной смертью, – объяснил карлик. – То есть его убивают, или он убивает себя сам, или просто не выполнил какую-то обязанность в мире живых. Тогда он вернется нежителем. Иеле, стригоем, варколаком… Да много всяких личин! И будет так жить, покуда не сделает свое дело и не умрет второй смертью. А вот она необратима.
– А перекидыши?
– Собаки, лисы, медведи… Конечно! Нежителя нельзя в полной мере назвать живым, тело-то его не подчиняется правилам мира людей. Он остается до своей второй смерти в том виде, в котором был при первой. Значит, волосы, ногти, зубы не растут и возраст не меняется. Некоторым нежителям, кто «плотнее», вода и пища нужны, сон для поддержания сил. Остальные же – иеле, спиридуши, ледящие – в пище не нуждаются, а сон их может продлиться хоть мгновение, хоть сто лет.
– Хотите сказать, мои родители-перекидыши… мертвецы?
Плотник пожал плечами.
Теодор вспомнил рассказ рыжего парня о самоубийце. «Правду говорят, твой батя – самоубивец?» Да нет, бред какой-то.
– Нежитель может стать перекидышем, а живой человек – нет. У живых своя судьба, у нас своя. Перекидыши не прозрачны, так что могут с людьми вступать в разговор. Если захотят. Только желающих мало, обычно все прячутся по лесам и кладбищам. Так-то нас непросто заметить. Только никогда я не слышал, чтобы у нежителей были дети.
– Они мои родители, – настойчиво сказал Теодор.
– Двое перекидышей и сын-нежитель. Что же это… семья?
Нежители заахали: «Неслыханное это дело», «невероятно», «вот дикость-то!».
– Да, – нахмурился Теодор. – Мы жили в доме в лесу, и отец лечил горожан.
Плотник посмотрел на него искоса и покачал головой.
– Уму непостижимо. Ну и ну! Бог мой! Ты, правда, сам странный: тень нежительская, а тело-то… живое. Прости, если оскорбил.
Назваться живым – оскорбление? Ну, точно чудной народ!
– Стало быть, вы, – Теодор обвел глазами серую толпу, в клоках мути их ноги пропадали, и Теодору чудилось, будто туман не окутывает тела, а проплывает сквозь них, – вы – мертвецы?
Повисла напряженная тишина.
– Фи, как невежливо, – заявила тетушка Фифика и гордо вздернула подбородок, всколыхнув туман. – Ишь чего выдумал! Запомни, юноша, – тетушка подошла вплотную к Тео и ткнула ему пальцем в грудь, – мы – нежители!
