Туман заволок кладбище и подобрался к холму, зыбкими пальцами щупая темноту. Костерок у ног вспыхнул в последний раз и погас. Тео смотрел на тлеющие угли. Вдруг кучка теплого пепла подернулась изморозью и начала обледеневать буквально на глазах. «Что за чертовщина?» – Тео, нахмурившись, смотрел, как черные угольки покрываются сеткой белых трещин. Три секунды назад они были горячие, теперь – куски льда. Теодор почувствовал спиной чужой взгляд и обернулся.
На другом конце холма стояла тень. Луна вышла из-за туч и осветила вершину. Невесть откуда – то ли с небес, то ли из-под холма – послышался далекий, леденящий душу нарастающий вой. Позади тени из тумана выросла призрачная белая рука и указала на костер зыбким пальцем. Теодора обуял ужас.
Он глянул под ноги и увидел изморозь на штанах. Сапоги сверкали, одетые в ледяной саркофаг. Теодор понял, что не чувствует ступней. Он хотел побежать, но не сдвинулся с места. Изморозь поднималась выше, преодолела колени и выбелила низ плаща. Луна скрылась, вой стих, и Теодор, собрав последние силы, бросился прочь. Ноги подломились, и он скатился с холма в туманный океан. У подножия Теодор поднялся – черный силуэт на вершине повернул к нему голову.
Тео кинулся бежать на негнущихся, онемевших ногах. Он падал, вскакивал, снова падал и вновь бежал.
Из тумана выплыл другой холм. На его гребне всколыхнулась темнота и собралась в темный силуэт. Теодор метнулся в сторону и, тяжело дыша, выбежал к лесной опушке. Деревья, как великаны, расступились в молочной мути, открывая извилистую тропу. Тео обернулся – вершина холма была пуста. Он рванулся к заброшенному дому, но с размаху налетел на кого-то и растянулся на земле.
– Ай!
Кто-то худой плюхнулся рядом и взвизгнул:
– Я тебе глотку вырву!
Со стонами и охами тело поднялось, и Тео увидел узкую мордашку с острым носом, искаженную злобой.
– Снова ты, балбесина? От кого драпаешь?
– Не твое собачье дело, Шныряла.
Девушка, сузив глаза, негромко зарычала.
– Убирайся отсюда, – добавил Теодор. – И не глазей на меня.
– Сам проваливай, блохастый!
На ее лбу вздувалась шишка.
– Ты мне голову пробил своей безмозглой башкой! Чтоб ты к Змею провалился!
– Что у вас тут за тень на холмах?
Девушка нахмурилась:
– О чем ты?
– За мной гналась какая-то тень.
Шныряла вздрогнула, пригляделась к нему и втянула носом воздух, а затем повернула лицо к холму, где он видел силуэт.
– Вон там? – тихо спросила девушка.
Теодор кивнул. Он огляделся. Под ногами темнела тропинка, убегавшая вглубь леса, остальное скрывал туман. Неподалеку высился дом, на чердаке которого он спал. Тео сразу узнал могильный камень, за которым прятался во время первой встречи с нежителями. Это же место исчезновения Спиридона!
– Значит, ты разгадала загадку и выслеживала? – понял Теодор. Верно, ведь игральные кости должны появиться на месте потерь. Там, где были потеряны люди. Значит, Шныряла – тоже игрок. Впрочем, Тео и не сомневался. Интересно, какое у нее заветное желание? – Искала кость, чтобы сыграть в Макабр. Вот оно что. Хочешь исполнить заветное желание?
– А сам? – фыркнула Шныряла. – Небось папашу ищешь?
Теодор сжал кулаки. Девушка хмыкнула.
– Я все слышала. Думаешь, ты один такой, кому нечего терять? Здесь всем нечего терять. Только вот желаний не осталось. Им ничего не хочется. Лишь храпеть под надгробиями. Ну, эпитафию обновить кто задумает. А вот у некоторых заветное желание есть. Например, у меня. Так что проваливай, это мое место, и я найду игральную кость! Я выиграю в Макабр и мое желание исполнится! Понял?
Теодор не собирался сдаваться так быстро. Но, едва он поднялся на ноги, послышался перестук копыт. Они обернулись – и вовремя.
У тропинки стоял мертвый корявый древний вяз-исполин. Под его раскинувшимися ветвями возникла лошадь, и Теодор был готов поклясться, что она приземлилась сверху именно в ту секунду, когда он обернулся. С седла спрыгнул всадник в черном плаще и поглядел на Тео и Шнырялу. Тео увидел, что его лицо скрывает черная маска. Прямо как та, что носил отец.
Человек в маске осмотрел землю под соседним с вязом деревом, наклонился и поднял какой-то предмет. В его пальцах вспыхнула искра, но не погасла, а так и замерцала легким зеленоватым светом, будто светлячок. Мужчина спрятал ее в перчатке, вскочил на лошадь, вытянул из сумки какую-то палку и подпалил ее. Он швырнул вспыхнувший факел в ветки вяза, где тот и застрял. Огонь, треща, перекинулся на сухое дерево и ярко осветил лицо всадника – черную ткань, где не было даже прорезей для глаз.
– Эй! – вскрикнула Шныряла, но было поздно.
Все произошло за пару секунд: всадник натянул поводья, лошадь оттолкнулась задними ногами и поднялась в воздух, перебирая копытами, словно по земле. Всадник пронесся над головами Тео и Шнырялы, взметнув их волосы порывом ветра, и исчез в черном небе.
Кажется, прошел целый час, пока к Тео и девушке наконец не вернулся дар речи.
– Что за… – выдохнула Шныряла. – Что за черт? Он что, ускакал по воздуху? Или мне приснилось? – И внезапно завопила, топая ногами: – Да нет! Паршивец! Игрок! Он нашел кость, увел из-под носа… тот светящийся камень! Это все из-за тебя, если бы твоя паленая морда тут не нарисовалась… – Она угрожающе двинулась к Теодору. – Ты меня отвлек, блохастый!
– Кто из нас блохастый, так это не я, – ответил Теодор, мрачно косясь на ее шкуру.
– Ты! Ты! – Девушка злобно заплевалась. – Вот еще раз попадись мне на пути!
– Подожди… Если он взял игральную кость, здесь, наверное, должно быть что-то… Загадка.
Теодор отстранил Шнырялу, гневно топающую ногами, и подошел к вязу. Хотя дерево объял огонь и в небо поднялся гигантский черный столб дыма, Теодор все же увидел буквы, идущие по широкому стволу.
Шныряла тоже заметила надпись, задрала голову и прочла:
– «Деревья, дом и плоть сожрет, он тень твою – и ту убьет». «Тень убьет»? «Плоть сожрет»?
– Тень…
Теодор вспомнил своего жуткого преследователя и вздрогнул. Он огляделся, а Шныряла не переставала болтать:
– «Сожрет – убьет»… М-да, с рифмой тут, прямо скажем, не ахти!
– Это… твоя тень? – Теодор не слушал девушку. Он глядел на пятно мрака позади собеседницы, которое походило на человеческую фигуру.
Шныряла стояла спиной к луне, и ее тень лежала прямо у нее под ногами. Но та, что позади… была чужая, без хозяина…
Откуда-то с холма донеслось тихое завывание, будто чья-то душа звала далекую весну. Клич этот был печален и полон безнадежной тоски, и на мгновение мир вокруг Теодора потемнел, превратился в черно-белое полотно. От внезапно нахлынувшего ощущения бездонного горя ему захотелось лечь и уснуть.
