Он нагнулся и протянул руку, как вдруг кто-то ухватил его за шиворот, зажал рот рукой и потащил назад, в темноту за сарай.
– Тихо! – прошипел ему на ухо девичий голос. – Иначе крышка.
Из-за угла дома раздались голоса, и во двор зашли люди.
В закутке остро ощущался собачий запах. Тео обернулся и увидел Шнырялу, которая испепеляла его взглядом. Так вот кем была та дворняга! Тео понял, что оказался в дураках. Как он сразу не сообразил, ведь Шныряла – перекидыш!
– Что ты здесь делаешь, урод? – прочел он по ее губам.
– А сама? – беззвучно ответил Теодор.
Девушка провела большим пальцем по шее, намекая, что ждет Теодора. Тот широко ухмыльнулся. Шныряла приложила палец к губам, но это было излишне – Теодор и так знал, что следует молчать.
К дереву направлялись пятеро. Впереди шел высокий человек в черном, и Теодор сразу его узнал. Он почувствовал себя словно на ладони, словно не стоял в темноте за сараем, а торчал прямо под деревом, да еще и ясным днем. Вангели неспешно огляделся. Когда мэр повернул голову к сараю, у Теодора екнуло сердце, и он зажмурился.
Мэр остановился у дерева и, казалось, ничуть не удивился буквам. Он изучал их хладнокровно и молча.
– Здесь? – спросил толстый человечек в котелке.
– Да, – ответил начальник полиции.
– Батюшки! – Толстяк увидел надпись, вытащил из кармана фляжку и выплеснул половину себе в глотку. – Батюшки-светы! – Он снял котелок, почесал лысину и принял, с его точки зрения, лучшее решение в этой ситуации – опорожнил фляжку до конца.
Теодор стоял ни живой ни мертвый. Люди, целых пять, и так близко! Он и Шныряла, затаившись, глядели из мрака между постройками. Нависающие по обе стороны крыши сарайчиков создавали глубокую тень. Глаза Шнырялы дико блестели: она узнала Совет!
Высокий черный человек – глава Пятерки, мэр Вангели.
Толстяка с фляжкой звали Янко Попеску. Простак, сама наивность, любитель горячительного. По мотивам историй, в которые Попеску ввязывался из-за любви к содержимому фляжек, можно было написать роман не менее захватывающий, чем о приключениях трех мушкетеров. Байки о Попеску рассказывали за кружкой пива в барах; к счастью, материал не иссякал – Янко регулярно подкидывал темы для анекдотов. Говорили, что бесконечны только две вещи: Вселенная и любовь Попеску к фляжке.
Петру Цепеняг. Черноглазый цыган со смуглой кожей и носом, загнутым к подбородку. Его оранжерея в Изворе сгорела несколько лет назад, и он отстроил тут новую. Чучельник охотился в лесах, но говорили, он делает и более редкие поделки – чучела диковинных существ. На такое находились покупатели. Когда Чучельник проходил мимо кладбища, нежители были готовы провалиться под землю в прямом смысле слова.
Седой решительный мужчина – начальник полиции по имени Симион Стан. «Нюх у Стана лучше собачьего», – говорили в полиции, и кто-кто, а Шныряла знала цену комплименту.
Последним – Шныряла затряслась от злобы, когда увидела его, – был костлявый человечек с юркими глазками. Титу Константин по прозвищу Алхимик говорил тихо, шепелявил и выглядел совершенно безобидным, тщедушным старичком. Худые руки, тощие ноги наводили мысль о том, что он болен и скоро сойдет в могилу. Однако старик намеревался прожить еще сотню лет и старательно над этим работал в лаборатории.
– Здесь был кто-то.
– Что вы, господин мэр! Ребята сказали, никого не видели. Все спят!
Теодор похолодел, а Шныряла только блеснула выпученными глазами.
– Когда мы подходили, здесь был кто-то, – повторил мэр.
Остальные члены Пятерки переглянулись, но смолчали.
Чучельник шагнул к дереву и зачитал надпись:
Она для мертвых – дом родной,
И в ней не спит народ живой,
Она – начало и конец,
И в ней лишь червь слепой – жилец.
Теодор переглянулся со Шнырялой. Та сдвинула брови.
– Дом для мертвых? – промямлил Янко Попеску. – Мертвых? Бог мой! Этот неизвестный – псих!
– Или неизвестные, – заметил начальник полиции.
– Неизвестные? Не хотите ли вы… О! – Попеску взволнованно потянулся к фляжке, но вспомнил, что она пуста. – Батюшки! Мне даже страшно подумать…
– Не думайте, – отозвался Симион Стан.
Попеску фыркнул, однако заговорил мэр:
– Это они.
– Содержание двусмысленно, – покачал головой Стан. – Мы не можем быть уверены в том, что похититель нам известен.
– Капитан, – мэр внимательно поглядел на Стана, – если бы вы похитили кого-то, то написали бы загадку?
– В этом нет ничего удивительного.
– Неужели?
– Дом для мертвых! – воскликнул Попеску. – Батюшки! Он псих, ей-богу, псих! Страшный, неуловимый и опасный!
– Успокойтесь, – холодно сказал Стан. – Нет ничего опасного в этих стишках. Мертвецы, мрак, черви… Это может оказаться одержимый магией. Оккультист, в конце концов.
– Может?
– Лучше, если бы это было именно так.
Мэр мрачно усмехнулся.
– Вангели, послушайте, – обратился к нему начальник полиции, – покуда есть надежда на то, что преступника легко изобличить, нельзя допускать возникновение паники!
– Паники вообще никогда нельзя допускать.
– Вот именно! В этом городе слухи распространяются быстрее ветра… Об этом не должно быть сказано ни слова. Только, – он обвел взглядом пятерых, – между нами.
– И что делать, если пропавших не обнаружат? – поинтересовался Чучельник.
Симион Стан замолк.
– Кхе-кхе… – В голосе Титу Константина слышались то ли усмешка, то ли неодобрение.
– Поделиться средством от кашля? – скривился начальник полиции.
Старик, казалось, не заметил колкости и как ни в чем не бывало подошел к дереву.
– Смею предположить, – начал он, – что вопрос, скорее, не в том, кто похититель… А в том, чего он хочет.
– Похищать, – фыркнул Попеску.
– Нет, дорогой мой, – скрипуче засмеялся Титу Константин, – о нет… Сие послание, загадка, позвольте заметить, содержит… м-м-м… так называемый позыв к действию. Отгадать ее.
– Что? – удивился Попеску. – Отгадать загадку? Про мертвых? Чушь! Бред! Ерунда! Полнейшая и глупая не-су-ра-зи-ца.
– Кхе-кхе, мне кажется, это не так, дорогой мой. В этой бессмыслице, возможно, больше смысла, чем может подумать обычный… извините за выражение… кхе… простак.
Попеску вспыхнул, на его красных скулах заиграли желваки.
– Господин мэр, – Алхимик повернулся к Вангели, – возможно, стоило бы прислушаться к указаниям? Возможно… Я, конечно, не смею указывать… м-м-м… Но одна идея, с вашего позволения, одна… м-м-м… скромная идея не кажется такой уж пустой.
