Бедная пленница, видимо, находилась тут давно. Совсем одна, под пытками Вангели. Теодор представил себе пугающее одиночество, когда ты один на один с обреченностью, заперт и тебя ждет смерть.
Женщину звали Лиза, и она была не так стара, как казалось. Она просто осунулась и высохла, словно у нее внутри открылась дыра, куда утекали силы. В ней чудом еще теплилась жизнь – остатки, подобные последней лужице на дне раковины, которые тоже вот-вот стекут в трубу водостока.
– …а потом Вангели набросил на меня веревки и запер в камере, – закончил Теодор.
– Твои родители… как их фамилия?
– Ливиану.
– Вот оно что. А ты, значит… Тео.
– Погодите! Откуда вы знаете?
Нежительница покачала головой и прислонилась спиной к грязной стенке.
– Все вышло не так…
Она не хотела говорить. Или не могла. Теодор так и не понял, однако ему нужно было узнать о себе все.
– Лиза! Откуда ты знаешь меня?
– Я помогала старому другу. Которому кое-чем обязана. Он попросил меня о большом одолжении, которое грозило неприятностями, – связаться с Вангели. Я прекрасно знала, что мэр за человек. Но согласилась.
У друга не было выбора. Я понимала его положение и хотела помочь. Когда-то нас связывала тайна, он оказался рядом в трудную минуту – и помог. Друг разыскал меня, хотя я покинула Китилу и жила далеко. Я хотела забыть этот город, он навевал… нехорошие воспоминания. Ты ведь знаешь, не все помнят о прошлом, когда возвращаются?
Теодор кивнул. Он не помнил себя до десяти лет – правда, не связывал это с переходом. Он до последнего верил, что этого не случалось. Почему – объяснить не мог. Чувствовал, и все.
Лиза отбросила с глаз грязную прядь волос. Рыжина в них только угадывалась, как в ярком когда-то платке, выгоревшем на летнем солнце. Теодор посмотрел на нежительницу: рыжие волосы, косые глаза… Да она перекидыш!
Лиза молчала, вспоминая переход, и Теодор тоже сидел как можно тише. Перебивать нежителя, когда он думает о смерти, нельзя. Вообще спрашивать о таком бестактно. Правда, Теодор это не сразу понял. Да и как поймешь, когда некоторые в красках описывают, как их голова оказалась в кипящем котле! Или откуда взялась эта веревка, стягивающая ворот рубашки вместо галстука! Находились и такие – правда, большинство помалкивало.
Отец тоже молчал. Теодор уже понял, что рыжий парень был прав: Лазар свел счеты с жизнью. Сам. Почему? Теодор не знал. Отец был на редкость молчаливым человеком. Не просто из людей, которые не любят болтовню. Его молчание что-то хранило, и Теодор знал это так хорошо, как знал очертания своего шрама на щеке.
– Вангели устроил западню, – наконец выдохнула Лиза. – Мы подготовились, но все пошло не по плану. Выждали момент и перехватили Вангели – брать его в плен не было смысла, иначе это сразу настроило бы его против нас. Задачей было, – она проговорила это, будто сама удивлялась странной идее, – расположить Вангели к себе.
«Расположить? Вангели? К нежителям?» По мнению Теодора, более дурацкую затею придумать сложно. Проще было заставить Шнырялу танцевать веселый танец «жок», чем убедить Вангели, что нежители безвредны. Он считал их преступниками, над которыми как мэр мог вершить правосудие.
Лиза тяжело вздохнула, словно ей самой это казалось теперь дурной затеей.
– Знаю, о чем думаешь. Как можно убедить Вангели встать на сторону нежителей? Человека, который ненавидит их всей душой, если она у него есть. Который убивает, не испытывая мук совести. Не считает нас людьми.
Теодор действительно не понимал.
Лиза сжала губы.
– Но способы есть.
– Вы хотели объяснить Вангели, что нежители не опасны?
Она покачала головой.
– Не совсем. – Лиза подбирала слова. – Но что-то вроде того. Друг предлагал обмен, что устроило бы обе стороны. Рискованно, но, с другой стороны, мы имели все карты. И козырь.
Мэру ничего не оставалось. Он сделал вид, что недоволен. Затем изменил решение. Неверие, сопротивление, ярость и, наконец, принятие. Мы оставили его в покое и ушли так, чтобы он не нашел следов. Мой напарник даже не связал Вангели, желая, чтобы тот чувствовал себя свободным. Не пленником. – Лиза усмехнулась. – Он устраивал переговоры, а не бойню. Впрочем, у мэра было другое мнение на этот счет… Едва мы отошли от города и распрощались, чтобы пойти своими путями, нас окружила Пятерка Совета. С факелами. С оружием.
Лиза сжала кулаки, отчего дряблая кожа на острых костяшках натянулась.
– До сих пор не пойму, как нас обнаружили. Поймать нежителя непросто, выследить – тем более. Мы оставили мэра безоружным, а полчаса спустя он уже прострелил мне бок.
Она показала на правую сторону тела, повязанную грязной тряпкой. От одежд распространялся удушливый запах гнилой плоти. Видимо, толком ее тут не лечили, – может, только перевязали, чтобы дольше пожила в плену.
– А потом, – женщина скривилась, вспоминая худшее, – он забрал шкуру.
Она смолкла. Теодор понял, что озадачивало при взгляде на Лизу. Рыжие волосы, косящие голубые глаза. Он сразу понял, она – перекидыш. Однако гадал, кто! И неудивительно: на ее плечах не было меха, по цвету которого – серому, коричневому, огненному или бурому – можно опознать зверя! На Лизе не было шкуры. Только изодранное платье, пальто и кожаные ботинки.
– Вот так.
– Мои родители даже спали в шкуре, – вспомнил Теодор.
Лиза слабо ухмыльнулась:
– Неудивительно. Они не объясняли почему?
Теодор покачал головой.
– Можешь представить собаку, с которой содрали шкуру?
Теодор вздрогнул. Тогда понятно, отчего пленница выглядит так, словно находится на последнем издыхании. Без кожи любое животное погибнет.
– Вангели об этом знает?
– Да. Но ему впервые попался перекидыш, и он решил устроить… эксперимент. Решил посмотреть, как долго проживу без шкуры. Забрал ее, а меня запер. Даже подлатали и перевязали, чтобы не возникла гангрена.
– И сколько ты здесь?
– Месяц.
– Месяц? С тех пор как начался Макабр?
Лиза кивнула.
– Это произошло в канун Макабра. Мы сбежали с погоста, и на холмах Пятерка нас перехватила. Окружили так, что не пройти, а нас всего двое. Вангели ранил меня. Я не могла идти. Друг взвалил на плечи и понес. Мы оставляли много крови по пути, и мэр пошел по следу. Там, на холмах, нас настигли и поймали. Наставили свои ружья, а ведь ты знаешь – нежителя убить можно так же, как и живого. Пуля в сердце – и конец. Вторая, необратимая смерть. Нежитель всегда погибает. Не умирает тихо в постели, нет. Он становится таким через муку и уходит так же – через самоубийство или убийство. Иного не дано. Так что, – Лиза горько усмехнулась, – все твои друзья-нежители умрут не своей смертью. Своя смерть невозможна. Они погибнут. Однажды. И я – потому и здесь, вот она, моя гибель.
