Во всяком случае, американцы очень заинтересовались моим старым знакомым. Они что-то придумали, чтобы вскоре после его прибытия устроить против него провокацию. Американцам было важно проверить, как дипломат прореагирует на нее. Возможно, они подумывали даже о шантаже. Меня, конечно, посвятили в их планы, поскольку мне предстояло организовать оперативное обеспечение этой «акции». К великому сожалению моих американских коллег, советское правительство взяло обратно запрос на аккредитацию нового первого советника.
По-другому сложились обстоятельства в случае с советским разведчиком Валентином Александровичем П., который в 1959 году поселился в Кёльне. Я узнал о дате его предстоящего ареста, когда было уже слишком поздно. Мое предупреждение уже не могло помочь нашему Центру. И тут мне пришлось поломать голову, поразмыслить над самыми рискованными вариантами: самому отправиться к нему, позвонить! Но приходилось сохранять хладнокровие. Конечно, каждый разведчик подготовлен к таким ситуациям, заранее обговаривая их со своим Центром, но в случае реальной опасности часто приходится принимать решения самому, точно рассчитывая степень риска. Это связано с большим нервным напряжением, однако, преодолев его, человек становится более закаленным. Никакие «если» и «но» здесь делу не помогут. Сегодня (тоже задним числом) я скажу, что только так преодолевается малодушие, которое может появиться у тебя на какой-то момент.
Контршпионаж во всех секретных службах занимает особое место, во всяком случае так говорят. Возможно, что это правда, ибо речь идет о том, чтобы помешать противнику узнать наши планы. Моя задача состояла именно в том, чтобы выяснять, о каких сторонах советских планов удалось узнать западной службе контршпионажа. Предотвращение чужого проникновения, имеющее форму борьбы секретных служб, является, несомненно, тяжелой задачей. «Актеры» контршпионажа знают для своих повседневных нужд, в общем, гораздо больше о действиях противника, а также о своей службе, чем кто-либо другой. Эти знания охватывают также и отношения с другими секретными службами, хотя на официальном уровне такие отношения поддерживаются только в ограниченных рамках, например между БНД и ЦРУ.
Особенно большое значение имеет искусство вводить противника в заблуждение. В мои задачи в БНД входило добывать хорошую информацию с Востока, и, чтобы не появилось ни малейшего подозрения, эта информация должна была соответствовать общей обстановке на Востоке.
Одной из руководимых мною операций БНД являлась «разведка» против так называемой запретной зоны в Карлсхорсте. После того как служба анализа и использования информации уже в течение нескольких месяцев занималась этой проблемой, определила цели для оперативных работников, а дело тем не менее не сдвинулось с места, было решено, чтобы один из наиболее опытных сотрудников занялся целенаправленной разработкой данного объекта. По указанию моего шефа операция «Диаграмма» (операция против Карлсхорста) вместе со всем участвующим в ней персоналом была подчинена мне.
Тем самым осуществлялась и централизация контршпионажа против Советского Союза. Таким образом, пришел конец моей официальной деятельности по нескольким направлениям, а именно против Венгрии, ЧССР и «советской зоны оккупации» одновременно. На повестку дня встала специализация. Для меня и моих друзей такой поворот не оказался неприятным. В Западном Берлине я посадил сотрудника центрального аппарата, который поддерживал связь с западноберлинской штаб-квартирой ЦРУ и руководил агентурой. Это был новый стиль, и мой шеф его приветствовал. Результаты операции «Диаграмма» выглядели довольно объемисто. В пяти томах были собраны планы квартир, номера телефонов и анкетные данные, планы земельных участков, в которых отмечались даже тропинки. Эти тома поступили затем во все подразделения БНД в качестве своего рода справочников. Генеральный прокурор ФРГ, земельные уголовные ведомства, федеральное ведомство по охране конституции также использовали их в своей работе. Они могли спокойно пользоваться ими, так как советская сторона не проявляла мелочности и не давала дезинформации по таким аспектам. Естественно, в ходе операции «Диаграмма» обработке подвергались не только материалы, поступавшие в БНД, но к ним приобщались и сведении, поступавшие из ЦРУ. Советская сторона была, таким образом, проинформирована о том, что знали ЦРУ и БНД о советской разведке в Берлине.
Результаты этой работы, конечно, систематически пополнялись вплоть до 1959 года. Операция «Диаграмма» заставила ЦРУ и даже его руководство в Вашингтоне запрашивать в Пуллахе интересующие их сведения и информацию о советской разведке в Центральной Европе. Таким образом, мы сумели узнать, что из ее деятельности интересовало, например, резидентуры ЦРУ в Мадриде или Риме. На этой основе не составляло труда установить, в каком направлении шли действия ЦРУ.
Естественно, я никогда не переоценивал значения операции «Диаграмма», хотя она и осуществлялась довольно широко. При желании вербовку агентуры можно было вести, руководствуясь главным образом результатами наружного наблюдения. На совещаниях американцы постоянно настаивали на вербовке источников на основе сведений, полученных в ходе проведения «Диаграммы». И все-таки использование этих сведений значительно отставало (не без моего участия) от существовавших возможностей. ЦРУ считало, что необходимо иметь не менее 30 источников, чтобы держать Карлсхорст под контролем. Сами они (офицеры ЦРУ), признавались, правда, что располагают лишь десятью, причем только из числа немецкого обслуживающего персонала. Я со своей стороны, проведя операцию «Диаграмма», выполнил заветное желание Центра в Пуллахе обеспечить возможность желающим получить справки и информацию об улицах, зданиях и образе жизни советских людей в Карлсхорсте. Тем самым работавший по Советскому Союзу реферат сумел отличиться, не привлекая к себе особого внимания. Кто работает в стане противника, не должен особо выделяться из общего ряда, не должен иметь слишком больших успехов, как и слишком заметных недостатков. Я полагаю, что проведение операции «Диаграмма» обеспечило мне такой уровень работы в БНД.
Правда, сравнительно часто возникали довольно абсурдные ситуации. Когда ко мне поступали сообщения или обобщенные справки, я, отлично зная Карлсхорст, во многих случаях мог, конечно, сразу же определить, что правильно, а что нет или кто из аналитиков дает неверные оценки. Я мог также сразу разглядеть, какие источники работали недобросовестно, надеясь, что никто не сможет с достаточной точностью перепроверить их сведения. Конечно, я не использовал свои «сверхзнания» и оставлял все как есть. Но поскольку в БНД и ЦРУ существовали совершенно искаженные представления о жизни и условиях в Карлсхорсте, то в конечном счете не имело особого значения, что получится из такого рода разведывательной операции. По понятным причинам я отклонил предложение моих советских партнеров сделать эту работу еще более эффективной, для чего они были готовы подсказать мне кандидатуры, кого могла бы завербовать БНД. Но это только осложнило бы мое и без того сложное положение. Это уже двойной контршпионаж, а кто мог бы обеспечить руководство такой игрой наряду с выполнением многих других задач? Вопреки утверждениям, встречающимся в соответствующих изданиях, я никогда не просил моих советских коллег предоставить мне тот или иной «материал» и уж никак не мог похвастаться получением протоколов заседаний ЦК СЕПГ или сообщений из Кремля.
