Эти благостные размышления, фоном к которым служило бормотание телевизора — Юля увлеченно смотрела американский сериал про медиков, — были прерваны телефонным звонком. Оба аппарата — и служебный, и личный — лежали рядом, на столе. Рингтон был от личного номера. Большаков почуял недоброе: кто в такое время станет звонить? Поздний вечер… Неужели с Шарковым беда? Нет, только не это!
— Константин Георгиевич? — раздался в трубке незнакомый мужской голос.
— Да, слушаю вас.
— Город Серебров, Анна Зеленцова и капитан Дзюба, — лаконично сообщил голос.
Неожиданно. Необъяснимо. Но разобраться нужно быстро.
— И? — вопросительно произнес Большаков, невольно заражаясь навязанным собеседником телеграфным стилем.
— Мне нужна ваша помощь. В обмен — информация, которая может быть для вас полезной. Очень полезной.
— Слушаю.
— Только при личной встрече. И лучше поскорее.
Вот это точно, лучше поскорее. Если речь идет о деле, которое может стоить жизни Шаркову, то нельзя терять ни минуты. Ромка там, в Сереброве и Шолохове, почти не спит, уже еле живой, сегодня при общении по скайпу Большаков с трудом узнал бравого рыжеволосого капитана: голубые, всегда такие яркие и живые глаза потухли и словно подернулись мутной пленкой, приобретя нездоровый сероватый цвет, лицо осунулось, проступили носогубные складки. Разве имеет право Большаков требовать от парня такой изнуряющей работы и при этом наслаждаться домашним уютом и покоем в обществе супруги и детей?
— Куда ты? — встрепенулась Юлия Львовна, когда муж встал с дивана, вышел в прихожую и начал одеваться.
— Мне нужно по работе.
Юлия Львовна картинно вздохнула. За много лет внезапные изменения планов, ночные звонки и прочие вещи, обычно сопровождающие жизнь оперативников, да и многих других сотрудников полиции, стали для нее привычными, не вызывали ни удивления, ни ропота, ни упреков. Но горестно вздохнуть и изобразить неудовольствие — это же святое!
— Надолго? — спросила она.
— Не знаю, пока не могу сказать. Как получится. Не жди меня, ложись спать.
Он застегнул куртку и сунул в карман бумажник и ключи от машины. Встреча с незнакомцем состоится здесь же, во дворе дома, но кто знает, чем она закончится? Вполне возможно, придется потом куда-то ехать.
* * *
— Откуда у вас мой адрес?
Это было первым, о чем спросил Большаков, когда к нему подошел сухощавый, среднего роста мужчина в хорошо сшитом пальто и с дорогой дорожной сумкой, висевшей на ремне через плечо.
Об адресе Константин Георгиевич подумал в первую очередь, еще пока разговаривал с незнакомцем по телефону. На вопрос «Где?» тот сказал, что будет возле дома Большакова через три-четыре минуты. Значит, приехал заранее и только потом позвонил.
— Я объясню и про адрес, и про телефон. Но потом, хорошо? Сначала поговорим о деле.
— Поговорим, — согласился полковник. — Я вас слушаю.
— Вы знаете, кто такая Анна Зеленцова?
— Разумеется. Дальше.
— Вам известно, что она сдает одну из принадлежащих ей квартир?
— Известно.
— Вам известно, что имя ее нынешнего квартиранта — Никита Никоненко?
— Нет, впервые слышу. Это важно?
— Может быть. Константин Георгиевич, не требуйте от меня сейчас никаких объяснений, время дорого, просто выслушайте и, пожалуйста, поверьте. Вы видите — я не торгуюсь с вами, не оговариваю условия предварительно, я готов первым дать вам информацию, не имея никакой уверенности, что вы мне за нее заплатите. Я поступаю так только потому, что у меня безвыходная ситуация и мне больше не к кому обратиться за помощью.
— Слушаю вас, — повторил Большаков.
— Никита Никоненко регулярно взламывает информационные базы органов внутренних дел. Мне кажется, вас это должно заинтересовать.
— Вы имеете в виду базы Сереброва?
— Я имею в виду базы по всей стране.
Полковник Большаков славился среди коллег невероятной выдержкой и самообладанием. Но сейчас он окаменел. Вот, стало быть, как…
— Я могу быть уверенным в точности этой информации?
— Абсолютно. Я видел компьютер Никоненко собственными глазами. И копался в нем тоже сам. Более того, я скачал имеющиеся в нем данные и могу их предоставить.
— Я понял. Что вы хотите взамен?
— У меня похитили дочь, — голос незнакомца предательски дрогнул. — Мне дали сорок восемь часов на решение вопроса, из них прошли уже семь. Я обратился за содействием, но мне было отказано. Больше мне некого просить, только вас.
— Что от вас требуется? Собрать деньги? Много?
— Нет, они не хотят денег. Они хотят, чтобы было обеспечено принятие нужных процессуальных решений. На самом верху.
Большаков помолчал. Ему стало зябко, куртка легковата для такой холодной погоды. Хорошо, что машина припаркована совсем рядом. Вот и ключи пригодились.
— Давайте сядем в машину и начнем все сначала, — предложил он.
Незнакомец не возражал. По тому, как тяжело он плюхнулся на сиденье, Большаков понял, что тот очень устал. Ужасно устал.
Все устали, и у всех цейтнот: у Шаркова, у Большакова, у Ромки, вот и у этого типа тоже. Что ж за жизнь такая…
Константин Георгиевич завел двигатель, включился обогреватель, скоро в салоне станет тепло и комфортно. Уже через несколько минут после того, как человек, назвавшийся Русланом Фалалеевым, начал говорить, полковнику стало ясно, что придется звонить Шаркову и ехать к нему.
То, что рассказывал этот человек, делало картину мира совершенно иной.
* * *
— Периодически я следил за Шарковым и за вами. Смотрел, где вы бываете, помимо службы, когда возвращаетесь домой, наблюдал, как тратите деньги. За некоторыми вашими активистами тоже приглядывал. В общем, обычная работа наружки. Они хотели держать руку на пульсе, чтобы вовремя отреагировать и перехватить у вас инициативу. Поэтому я знаю, где вы живете. В последнее время ваши встречи на квартире у Ионова стали чаще, и я об этом доложил. Вскоре мне сказали, что вы с генералом Шарковым отправили своего человека в командировку в Тавридин, и я получил задание поехать следом за ним и выяснить, зачем вы его туда послали. У моих работодателей появились основания считать, что вы приступили к финальной части реализации вашего плана. Они хотели проверить, так это или нет.
— Какие основания у них появились? — спросил Большаков, стараясь ехать как можно быстрее и при этом ни в кого и ни во что не врезаться. Типичная картина для московского климата: сначала долгий дождь со снегом, потом налетает жгучий морозец, и дорожное покрытие моментально превращается в полигон для отработки навыков экстремального вождения.