Человек без возраста
Следующий день был выходной. Наташа отсыпалась до полудня, потом долго лежала в постели и смотрела телевизор, стараясь не думать о вчерашнем суде. Хотя настроение у нее было отличное. Витька с самого утра убежал на вернисаж, повез продавать свои концепты, появиться должен только вечером, поэтому можно не думать про обед и ужин, а спокойно повалять дурака.
Около часа дня Наташа все-таки выбралась из-под теплого одеяла, отправилась в ванную и долго стояла под душем. Наскоро позавтракала сырниками и опять уселась за ящик. Странно, когда-то она его терпеть не могла, а теперь стала проводить перед ним все больше и больше времени. Такой тебе заменитель ощущений. Не нужно ехать к черту на кулички, чтобы посмотреть, как люди ловят экзотических животных, не нужно читать газеты, чтобы узнать, как еще Ельцин приложил Горбачева, не нужно идти в кино, чтобы посмотреть фильм, или на концерт, чтобы послушать музыку. Убивает в человеке всякую инициативу. Но… интересно.
— Наш следующий сюжет о людях, профессия которых весьма необычна, — елейным голосом сказал диктор, — это работники монетного двора…
Вскочив с кресла, Наташа мигом сбросила с себя халат и кинулась к шкафу. Оделась за минуты три. Даже краситься не стала.
— Эти люди работают на самом, может быть, ответственном участке… — Но закончить диктор не успел, потому что Наташа нажала на тумблер, и экран телевизора погас. А через минуту она уже запирала за собой входную дверь.
Ну как же она могла забыть? Когда приехала из Одессы, хотела заняться этим в первую очередь. Но потом все как-то закрутилось, завертелось, и тот случай в переулке отступил на второй, на третий план. Но теперь наконец можно, даже нужно во всем разобраться.
Граф открыл не сразу. Долго бормотал что-то за дверью, тыча в замок то одним, то другим ключом, потом возился со щеколдами и, только открыв дверь, Удосужился спросить, кто там.
— Здравствуй, это я, — улыбнулась Наташа.
— А-а, это ты, — улыбнулся Граф. — Ну давай заходи, разувайся. Тапочки твои на своем месте стоят, ждут. Вовремя ты, я как раз чаек приготовил, теперь не скучно пить будет. Давай разбирайся тут и проходи. — Он повернулся и побрел в комнату, шаркая ногами.
Одно никогда нс переставало удивлять Наташу в этом человеке. Она никогда не могла точно определить его возраст, потому что здесь, в Москве, он выглядел совсем развалиной. Руки у него тряслись, ноги еле передвигались. Но там, на Ольвии, куда он ездил каждый год, Граф выглядел совсем по-другому, как будто все свои ревматизмы, атеросклерозы, полиартриты оставлял здесь, в Москве, в своей огромной, заваленной книгами квартире, в которой Наташа даже не знала, сколько комнат. Там он пил наравне со всеми, спорил, как мальчишка, а если попадался интересный пласт, работал не покладая рук целыми днями. По вечерам успевал готовить для всей компании свой фирменный пунш из дешевого виноградного вина, а потом еще долго пел романсы под гитару. И опять становился развалиной, как только возвращался в столицу.
— Ну, рассказывай, какие у тебя дела? — спросил он, налив ей крепкого душистого чаю из трав. — Как Михаил Борисович поживает?
— Как, ты не знаешь? — Наташа опустила глаза: — Папа умер… два месяца назад.
— Да? — Граф испуганно посмотрел на нее: — А я и не знал даже. Ты посмотри, несчастье-то какое. Он ведь даже младше меня был. Выходит, не ты ему от меня, а я от тебя привет скоро передам.
— Да перестань ты, — махнула рукой Наташа. — Тоже — в гроб собрался. Мы тебя не отпустим, пока ты нам театр не откопаешь.
Граф очень хорошо знал Наташиного отца. Когда отец еще ездил на Ольвию, они с ним даже дружили.
— Жаль, жаль. Ужас, как годы летят, — пробормотал Граф, смахнув со щеки слезу. — А как с мужем дела?
Наташа опустила голову.
— Тоже мне тайны мадридского двора. — фыркнул Граф. — Да я еще там, на острове, сказал — вот это пара.
— Я на свадьбу не позвала, потому что…
— Понимаю. Я на Виктора твоего обиду не держу. Пусть приезжает на остров вместе с тобой… Если захочет, конечно.
— Граф, я тебя люблю, — улыбнулась Наташа и, приобняв старика за шею, чмокнула в щеку.
Он снова прослезился. Да, в Москве он старик.
— Граф, а я к тебе по делу пришла, — сказала Наташа, чтобы сменить тему. — По очень важному делу.
— Что такое? — Он сразу насторожился. — Давай выкладывай.
— Я, когда на похороны ездила в Одессу, зашла на толкучку у набережной. Знаешь ее?
— А как же! — Граф улыбнулся и кивнул на старинный самовар на гардеробе: — Оттуда.
— И знаешь, что я там увидела?
— Что? — Он вежливо улыбнулся.
— Монетку с острова. Один асе.
— Ай-ай-ай. — Граф покачал головой: — Что делают, негодники, что делают. Сколько раз писал, чтобы объявили закрытой зоной, так нет, не хотят. А эти все шастают и шастают.
— Ты не дослушал, — сказала Наташа, подождав, пока Граф закончит причитать. — Это была как раз та монетка, которую я нашла. Помнишь, тогда, в овраге?
— Не может быть, — махнул рукой профессор. — Ты что-то напутала. Как она могла там оказаться?
— Вот и мне интересно, как она могла там оказаться, — согласилась Наташа. — Но я точно не напутала. Я что, свою находку не узнаю? Да любой узнает. Ты ведь тоже все помнишь, что откапывал.
— Да, конечно, помню. — Он закивал. — Тут недавно в Британском музее был — глядь, мои черепки…
— Но и это еще не все, — перебила Наташа, чтобы не дать ему углубиться в долгие воспоминания о своих археологических находках. — Я с этим парнем разговорилась, спросила, что у него еще есть, так он мне чего только не предлагал. И статуэтки, и амфоры, и оружие даже. Наверно, то, которое французы в начале сезона в могильнике нашли. Даже про какую-то золотую пряжку говорил.
— Да-да, — подтвердил Граф. — Нашли золотую пряжку, в колодце возле площади. Это было уже после того, как вы с Виктором уехали.
— Вот видишь! — воскликнула Наташа. — А как это все на толкучку попало?
— Ой, правда, а как это все туда попало? — Профессор наконец понял, о чем идет речь. — Это что же получается, мы копали-копали, а кто-то у нас все из-под носа утащил?
— Да, примерно так. — Наташа старалась сдержать улыбку. — Вот только кто?
— Это ты меня спрашиваешь? — обиделся Граф. — Ты что, думаешь, что это я?..
— Да нет, что ты?! — воскликнула она. — Мне такое даже и в голову не пришло. Я просто хотела… Скажи, а ты хорошо Степана знаешь, приемщика нашего?
— Степана-то? — Граф задумался: — Неплохо. Он же у меня еще в музее работал, лет пять назад.
— А тогда там ничего не пропадало? — спросила она.
— Нет, тогда — ничего. И вообще, Степан — честнейший молодой человек. Он никогда бы не смог заниматься такими грязными делишками, как…
