— Ничего, и на старуху бывает проруха. — Мент выхватил бутылку и сделал несколько глотков прямо из горла. — Вот увидишь, кинет он нас. Как пить дать кинет.
— Ну что ты каркаешь? Что ты каркаешь, спрашивается? — разозлился кореец. — Да не может он нас кинуть, не может. И я это понимаю, и ты, и он сам прекрасно понимает. Это же триста пятьдесят косых, ты только представь! Года два можно не работать. За бугор махнуть, купить там домик и жить в свое удовольствие.
— Ты его сначала получи, этот домик за бугром. — Мент ухмыльнулся.
— Запросто. Послезавтра все и сделаем. А потом быстренько разбежимся и…
— И нас всех сцапают по одному. Он же нас и заложит, как ты не понимаешь?
— Не заложит. — Юм достал из кармана пистолет. — Зачем? Зачем закладывать человека, которому заказал убийство? Ты же сам понимаешь, что…
— Я понимаю, — заревел Мент, грозно глядя на Юма, — что его прижмут к стеночке, тряхнут хорошенько, и он нас заложит, как миленький, как сегодня этого своего другана-партнера заложил.
— Не заложит. — Юм открыл барабан и высыпал патроны на стол.
— Почему?
— А потому. — Он прицелился и спустил курок. — Так что давай спать. Завтра работка предстоит. Как-никак последний день перед пенсией…
Машина с охранниками подъехала в половине десятого, как и договаривались. Виктор Ильич быстро, пока жена доводила до ума раскраску на лице, сунул в кейс маленький бархатный футляр — кольцо с бриллиантом, которое он сегодня подарит Лидочке, своей секретарше. А то она в последнее время что-то стала охладевать к своему начальнику. А когда женская любовь охладевает, ее нужно немножко подогреть дорогой безделушкой.
— Вовка, ты готов? — Он еще раз посмотрел в зеркало и поморщился: что, ни говори, а не все можно купить за деньги. Пузико вон появилось, а волос на голове, наоборот, стало значительно меньше, чем лет эдак пять назад.
— Готов. — Сын нехотя выполз из своей комнаты. — Опять с нянькой ночевать?
— А компьютер хочешь? — Любовь чада тоже довольно легко было купить.
— Хочу.
— Вот и лады. — Виктор Ильич потрепал его но макушке и подумал, что уже пора подыскивать сыну приличный колледж где-нибудь в Англии. — Спускайтесь, я жду вас в машине. Только побыстрей — опаздываем.
Как только он закрыл за собой дверь, из спальни выглянула его жена и сказала сыну:
— Вова, ты иди с папой, а я спущусь через минуту.
— Да ла-адно. Я подожду.
— Иди-иди. Возьми там в шкатулке, сколько нужно, купишь себе что-нибудь.
Получив подачку, сын выскочил из квартиры, а женщина сразу схватилась за телефон:
— Алло, Эдик, это Света. Мой сегодня опять к этой шалаве поедет, так что вечером я к тебе. Лады? Вот и хорошо, часиков в шесть. — Она повесила трубку и достала из ящика туалетного столика продолговатый бархатный футляр — золотые швейцарские часы. А то в последнее время ее молоденький массажист как-то стал охладевать к своей пациентке.
Потом она накинула на плечи плащ, позвонила в милицию, чтобы включили сигнализацию, закрыла за собой дверь и направилась к лифту. А там…
Она кричала так, что повыскакивали все соседи. Ее попытались оттащить от сына, у которого вместо глаза зияло пулевое отверстие, но Света споткнулась о тело мужа и упала прямо в лужу крови. И продолжала кричать, все стараясь почему-то пнуть ногой мертвого охранника, сидящего в углу, который, конечно же, во всем виноват…
Воинство Христово
В этот день должны были проходить судебные прения. В этот день все решалось. Поэтому толпа у входа стала еще гуще, чернорубашечные мальчики теперь смотрели озлобленнее, а их предводитель закричал:
— Что, масонка, христианской крови захотела?! Так мы ее твоей жидовской смоем!
Старушек теперь оттеснили на задворки, но они тоже не унимались, брызгали на Наташу из майонезных баночек святой водой. Она вошла в зал совершенно мокрая, словно попала под настоящий ливень.
Погостин все так же сидел, опустив голову. Наташа до сих пор не видела его глаз. А ей очень надо было в них заглянуть.
— Прошу вас, Наталья Михайловна, — сказал судья и так жалобно на нее посмотрел, что Наташа чуть не рассмеялась. Этот крепкий мужчина как бы просил ее — помягче, милая, поосторожнее.
— Андрей Олегович, — встала Наташа, — я скоро рожу ребенка.
И только в этот момент Погостин поднял глаза. Они были виноватые и темные.
— Наверное, ребенка надо крестить. Это значит, что он станет членом воинства Христова. Так, Андрей Олегович?
— Обращайтесь к подсудимому по правилам, — взмолился судья.
— Так, — кивнул Погостин.
— Меня сегодня снова встретили у суда мальчики в черных рубашках. Я их не боюсь, Андрей Олегович, но я боюсь, что мой ребенок может стать таким воином. Я видела у входа старушек. Они обливали меня святой водой, наверное, ждали, что я задымлюсь. Они тоже члены воинства Христова, Андрей Олегович. Посмотрите, в зале сидят люди, которые изначально знают, что это неправый суд. Что ведет их сейчас? Ненависть, Андрей Олегович. Вы этого хотели?
Погостин снова опустил глаза и покачал головой.
— Судят священника! — повернулась к залу Наташа. — Судят веру! Судят христианство! Один очень близкий человек даже сравнил меня с Понтием Пилатом. Все как бы сходится. Это дело затеяло КГБ. На скамье подсудимых пастырь духовный. А я должна обвинять. У адвоката уже заготовлена обличительная речь по поводу гонений на Церковь. Наверное, он будет прав. Только здесь не судят ни священника, ни религию, ни веру. Здесь разбираются в уголовных деяниях вполне мирского человека Погостина Андрея Олеговича.
Наташа вернулась к столу, взяла бумаги с записями, быстро пролистала их и отложила.
— И я считаю, что факт получения денег начальником ХОЗУ Московской Патриархии гражданином Погостиным Андреем Олеговичем в сумме тридцати шести тысяч двухсот двадцати рублей следствием и судебным разбирательством полностью доказан.
Зал охнул.
Судья заломил руки и постарался, стать невидимым.
— Действительно, деньги Погостиным были получены. Тому множество свидетелей, показания самого подсудимого, аудио- и видеоматериалы.
Наташа вздохнула глубоко — зал затаил дыхание.
— Но именно это и отменяет обвинительное заключение. Подсудимый не занимал государственных должностей, а соответствующая статья закона трактует взятку как получение должностным лицом денег, подарков за исполнение неких незаконных операций. У нас Церковь отделена от государства. Поэтому получение им денег никак не может быть расценено как получение взятки. Наверное, это понимал и сам подсудимый, который вовсе не прятался, беря деньги. Более того, он словно специально собирал вокруг людей. Он — частное лицо. Он вступает с подрядчиками в договорные отношения. Это его личное дело — брать деньги или не брать. Это, если хотите, рыночные отношения, о которых столько сейчас говорят.
