— Ты, случайно, не встречал по дороге женщину, которая приходила ко мне вчера вместе с тобой? — поинтересовался скиф. — Сегодня она тоже опаздывает.
— Нет, не встречал, — глухо ответил Тифон.
— Ну ладно. Что ты будешь читать мне сегодня? Выберешь сам или предпочитаешь, чтобы это сделал я?
— Я хочу прочесть тебе «Медею», — ответил Тифон.
— Ту самую, которой ты так напугал моего стражника? — Скилур рассмеялся. — Да ты садись, не стой на пороге, как идол.
Тифон сел и еще раз посмотрел на Лидию. Она не отрывала от него своего взгляда, смотрела как завороженная, как смотрели на него уличные зеваки два часа назад.
— Знаешь, — вздохнул Скилур, — мне не очень нравится эта трагедия. Наверное, потому, что я ее не совсем понимаю. Почему, к примеру, эта Медея не убила Ясона, а убила всех вокруг него? Ведь это он предал ее. И тем не менее он остался жив.
— А разве нужно обязательно убить человека, чтобы отомстить ему? — Тифон хмуро улыбнулся: — Чтобы причинить человеку боль, нужно отнять у него самое дорогое, то, ради чего он готов пожертвовать жизнью. Это наказание будет для него гораздо страшнее самой мучительной смерти. Разве не так? Ясон остался жив, но он ведь до конца дней своих проклинал себя за то, что не смог уберечь ни свою возлюбленную, ни своих детей.
— Пожалуй, так. — Скилур задумался. — Раньше эта мысль не приходила мне в голову.
Теперь Лидия начала догадываться. Это Тифон понял по ее сузившимся зрачкам. Но только начала. Смотрела на него, как удав на кролика. Но теперь он не кролик. Теперь он сам удав.
— Прости меня, Руслан, — сказал он как можно спокойнее. — Но я зашел к тебе только для того, чтобы отказаться от твоего общества.
— Почему? — удивился скиф. — Или ты считаешь, что я мало плачу тебе? Ну хорошо, я готов платить в два раза больше.
— Дело не в деньгах. — Тифон улыбнулся: — Просто завтра рано утром я должен покинуть этот остров и плыть на Крит. Поэтому я вынужден проститься с тобой.
— Видно, сегодня не самый счастливый для меня день. — Скилур тяжело вздохнул. — Сначала не пришла Амфитея, а теперь и ты решил лишить меня своего общества. Неужели ты не можешь задержаться хотя бы на три дня?
— Нет, не могу. — Тифон повернулся и направился к двери.
— Стой! — закричала вдруг Лидия. — Не отпускай его!.
Она вскочила и бросилась вслед за Тифоном.
Догнала она его уже во дворе, у костра, из которого Тифон выдернул горящую головню.
— Что все это значит, Тифон?! — воскликнула, схватив его за рукав. — Ты лжешь. Тебе не нужно никуда ехать завтра утром! Скажи, что ты затеял?
Тифон повернулся, холодно посмотрел ей в глаза и тихо сказал:
— У тебя еще есть время, чтобы уйти отсюда. Так что лучше поспеши.
— Что?! Что ты сказал?! — Женщина побледнела.
— Не нужно было тебе убивать Амфитею, — ответил он, глядя на Лидию уже даже без всякой ненависти. — Ты сама виновата в том, что случится здесь этой ночью.
Сказав это, он размахнулся и подбросил головню в воздух. Огонь метнулся высоко в ночное небо, оставляя за собой шлейф сизого едкого дыма. Эту пылающую комету было видно далеко вокруг…
Фокус
— Руки за спину! Лицом к стене! Не поворачиваться! Вперед — шагай!
Охранник выкрикивал команды четко и отрывисто, как пулеметные очереди.
— Стоять! Лицом к стене! Вперед! Стоять! Вперед!
Юм послушно шел, останавливался, опять шел. Перед глазами маячила широкая спина конвоира, а в затылок слышалось дыхание второго.
Странно, но его теперь абсолютно не волновал приговор. Он знал — как просила прокурорша, так и будет. «Все когда-нибудь сдохнем, — думал он, — кто-то раньше, кто-то позже. Какая разница?» Гораздо больше волновало происходящее сейчас, в этот момент. Если заднему ногой в пах, а переднего по затылку, то… Нет, все равно не получится — там еще охрана, сразу пулю влепят между лопаток.
— Всем стоять! Лицом к стене! Первый пошел, второй пошел, третий, четвертый, пятый…
Решетка закрылась, и машина медленно тронулась с места.
— Я не хочу-у, — вдруг снова заскулил Склифосовский и стал методично биться затылком о железную стенку фургона. — Мамочки, я не хочу.
— Не разговаривать! — рявкнул караульный, молодой рыжий парнишка, и поставил автомат на пол. — Не положено.
— Да ладно тебе, не положено, — ругнул его второй, постарше. — Им жить осталось… Слышал, что прокурорша сказала?
— Так то прокурорша, а суд еще не приговорил…
— Приговорит, будь спок. — Старший смачно плюнул на пол.
— Сука, я тебя сам придушу, я тебя своими руками придушу, — тихо бормотал Мент, с ненавистью глядя Юму прямо в глаза. — Скажи спасибо, что у меня наручники, а то бы я… Правильно тебя пес цапнул!
— Спасибо. — Юм ухмыльнулся.
Грузин вообще молчал.
А Женя сидела в углу, под зарешеченным окошком, и смотрела на него во все глаза, как будто ждала чего-то, как будто что-то хотела сказать. Даже губами шевелила неслышно.
— Скажите, а как это — убить человека? — вдруг спросил рыжий охранник. — Страшно?
Юм зевнул и пожал плечами:
— Попробуй — узнаешь.
Глаза его слипались от усталости. Но руки, скованные наручниками за спиной, отчаянно боролись со стальными кольцами. Главное, чтобы незаметно. Тогда получится, должно получиться…
— Нет, ну правда.
— Петь, замолчи. — Второй охранник толкнул рыжего в плечо. — Не положено.
— Да нет, совсем не страшно, — сказал вдруг Юм. — Ты сам откуда? Из деревни?
— Ну да, а что? — Парнишка заинтересованно придвинулся поближе, оставив автомат возле двери.
Но решетка, эта проклятая решетка.
— Ну как — что? — засмеялся кореец. — Разве никогда свинью не резал? Или курицу?
— Так это другое. — Петя смотрел на него с какой-то смесью ужаса и восхищения. — Это ж курица.
— Никакой разницы! — Юм вдруг захохотал. Но захохотал не потому, что смешно, а чтобы не закричать от боли — большой палец левой руки, той самой руки, в которую вцепился сторожевой пес, наконец выскочил из наручника. Боль была дикая. — Никакой разницы.
— Скажешь тоже… — Парнишка покачал головой. — А вот вы это… детей убивали…
— Замолчи. — Второй караульный начал нервничать. — С заключенными разговаривать не положено.
— А ты поросенка ел запеченного? — спросил Юм. — Вкусно, правда? Молодое мясо намного нежнее старого… Шутка, не убивали мы никаких детей. Врет прокурорша. Правда, Мент? — Он посмотрел на Мента и подмигнул ему незаметно. Но тот ничего не понял и отвернулся, засопев еще злее.
