Успокоившись, начал шарить по карманам. И вдруг вспомнил, что деньги остались в пиджаке. Вот только три четвертака в заднем кармане штанов, но это, наверное, еще от старого хозяина…
«Марш коммунистических бригад»
В этом сумасшедшем беге вдруг открылась своя прелесть.
Наташа была в семье. Она за все время супружества ни разу не пробыла вместе с мужем дольше трех дней. Медовый месяц у них не состоялся — началась работа в прокуратуре. Потом тоже все врозь. Потом… Да, про потом и вспоминать страшно. Наташа уже в тот день, когда звонила «безногой» Ларисе, решила твердо — все. Теперь уже точно все. Вспомнился Катамаран, ванна с голой девицей… Все вспомнилось. Но… не резануло почему-то. А только удивило — откуда она так хорошо об этом знает? Словно вычитала в каком-то романе. Не про нее и не про Виктора.
А теперь важно было только то, что они вместе. Едут в неизвестность. Нет, не пугающую, а безопасную, спокойную неизвестность.
Она проснулась утром и выглянула в окно — море.
Даже ахнула про себя — откуда? Ведь билеты взяли до Горького. И только потом сообразила: это же — Волга.
По-настоящему больших рек Наташа не видела. Ее обычный маршрут — Москва — Одесса.
А тут — вся страна на ладони. Неужели она будет ныть и пугать сама себя? Нет, она будет наслаждаться жизнью. Вот сейчас откроет окно и вдохнет воздух полной грудью.
Пахнуло рекой и рыбой.
Виктор открыл глаза, посмотрел на Наташу и сказал:
— Какая ты красивая!
Горький Наташа выбрала не случайно. Закрытый город, туда не въедешь так просто. Там милиционеров и кагэбэшников столько на каждом шагу неизвестно, кого больше простых жителей или блюстителей порядка.
Ее ожидания оправдались. Проверку пришлось пройти самую тщательную. Связались с Московской прокуратурой, нашли Дробышева, только после этого, разулыбавшись, отвезли в гостиницу.
Наташа воспользовалась бесплатной официальной связью и попросила Дробышева прислать денег.
— Сделаем, — сказал он.
— И какие там новости?
— Ищут, — мрачно ответил Дробышев. — Так что пока — гуляй. Это ты мудро придумала. В Горький они не сунутся.
— Они? — спросила Наташа.
— Да. Поймали только двоих. Панкова и Костенко. Ченов, Склифосовский и Полюса на свободе. Но, я думаю, недолго им осталось…
А Наташа как раз поняла, что это теперь затянется. Если не поймали в первые три дня — остается надеяться только на случай.
Номер оказался отменный. С огромным балконом, на который они по утрам выходили загорать. А если становилось слишком жарко, плескались под душем. Инночку тоже вывозили на балкон, и она спала в тенечке. Наташа только сейчас поняла, какой у нее тихий ребенок. Девочка словно понимала, что капризам не время. Тихонько лепетала что-то свое, улыбалась, когда видела маму или папу. Даже что-то пыталась сказать.
— А ничего у нас девка растет! — смеялся Витька, бережно держа дочь на весу и разглядывая ее со всех сторон. — Знаешь, Татка, всегда с презрением относился к семейным радостям. А теперь самого проняло.
Наташа неожиданно для себя прижалась к плечу мужа. Оказывается, он чувствует то же самое.
— А кем мы будем, когда вырастем? — сюсюкал Витя, тычась лбом в смеющееся лицо дочери. — А? Прокуроршей будем?
— Ни за что! — пугалась Наташа. — Лучше художницей! Лучше даже натурщицей, как твой Катамаран.
— Татка, ну хватит уже! Всю совесть мне изъела! Я гад такой, что самому на себя смотреть противно.
— А так тебе и надо! — почему-то счастливо смеялась Наташа. — Кому изменять вздумал?
— Действительно… — понуро отвечал Витя. — Я ж тебя одну всегда любил, люблю и любить буду.
— Ты меня любишь? — лукаво спросила Наташа.
— Люблю, — виновато ответил муж.
— А как ты меня любишь?
— Сильно люблю.
— А докажи!
Наташа вскочила с одеяла и бросилась в комнату.
— Что? — не поверил самому себе Витя. — Доказать? Тебе?
Он быстро уложил дочь в коляску и бросился за Наташей.
Она уже лежала в кровати обнаженная, красивая, ласковая…
— Наташка! Девочка моя, — застыл на пороге Витя. — Прости меня за все…
— Иди сюда, глупыш, — тихо сказала Наташа.
— А когда-то я был дурачок, — напомнил Витя, целуя жену.
— Все мы меняемся, — рассмеялась Наташа.
Счастье делает беспечным. Поэтому на третий день Наташа и Виктор решили — хватит сидеть в номере. Можно и по городу пройтись. Ну хотя бы немного.
Первая прогулка была короткой. Наташа все-таки волновалась. Все время оглядывалась по сторонам, искала в каждом встречном опасность.
Вечером зареклась — больше из номера ни ногой.
Но на следующий день, когда пришли деньги от Дробышева, сама же предложила:
— А давай сходим в ресторан.
И до Горького докатилась волна кооператорства. Открыли в самом центре города китайский ресторанчик. Все говорили — ужасно дорогой, но очень приличный.
Инночку оставили на горничную. Все гостиничные обожали тихую девчушку, просто так приходили потетешкаться.
К сожалению, у Наташи с собой не было ничего подходящего для ресторана, но Виктор, раскидав на кровати ее скромные джинсики, майки, платки, вдруг соорудил нечто экстравагантное. Получилось в меру вызывающе и в меру нарядно.
— Татка, ты их всех уложишь на обе лопатки!
— Витя, я не борец! Я загнанный заяц! — весело ответила Наташа.
Огромный зал ресторана был пуст. Вернее, официанты были. Но и все.
Сразу трое из них подскочили к Наташе с Виктором. Наташа выбрала самого видного. Тот был счастлив.
Стол накрыл мгновенно.
— Что будем пить?
— Алкоголь! — стукнул пальцем по столу Витя. — У вас есть алкоголь?
— Сколько угодно! — обрадовался официант.
И пошел метать на стол. Он сразу понял, что перед ним столичные штучки. Этим нечего скупиться: Москва — город богатый.
После третьего бокала шампанского Виктор поднял руку и поманил красавца к себе.
— Скажи-ка, любезный, — перешел он почему-то на купеческий тон, — а есть ли у вас музыка?
— Извиняюсь, — в тон ему ответил официант, — не держим-с.
— Жаль. Но танцевать мы все равно будем, да?
— А как же! — нетрезво кивнула Наташа. — В ресторан ходят для того, чтобы танцевать. Она пригубила шампанского. — Только знаешь, Витя, я Ведь никогда в жизни не танцевала.
