— Сука! — заорал кто-то, и стали лупить сразу из трех автоматов. — Он Бабаева достал!
Пули жужжали прямо над головой и жалили землю в нескольких сантиметрах от лица. «Их трое осталось, — пронеслось в голове Юма. — Если побегу, пристрелят».
— Мочи его, гада! Там он, там! — кричал кто-то в истерике и поливал двор из автомата.
Где-то рядом продолжал стонать Семашко.
Юм вскочил и в три прыжка оказался рядом с ним. Упал, прижавшись лицом к его груди ж стараясь спрятаться за ним от выстрелов.
— Гад, да я тебя своими руками… — хрипел лейтенант, выплевывая кровавые сгустки.
— Хорошо, в следующей жизни! — Юм вдруг засмеялся, вскинул автомат ему на грудь и выпустил очередь в окно.
И сразу начали палить в ответ. Очередь прошила лейтенанту живот, он согнулся пополам и затих.
— Кажется, я в него попал! — крикнул кто-то через минуту. — Свет дайте кто-нибудь. Есть в доме фонарик?
— Нет! — ответили ему.
Юм сразу узнал этот голос. Склифосовский, сука. Таки продался.
— Эй, ты, встать! — закричали из дома. Юм не пошевельнулся. — Встать, а то всю обойму в тебя выпущу! Или хотя бы голос подай!
— Шмальни в него еще раз!
— Прикройте меня, ребята, я пойду посмотрю. Жора со мной.
Юм только этого и ждал. Тихо, стараясь не шуметь, поднял автомат и прицелился. Они вышли через минуту, друг за другом. Аккуратненько двинулись в его сторону, держа автоматы наготове. Не видят, дурачки, что у него есть прикрытие, на него тень от туалета падает.
— Ну как там? — спросили из дома.
— Да пока…
Но голос прервала длинная автоматная очередь.
— На, суки, хавай! — заревел Юм, выпуская последние патроны. — Что, не нравится?
Оба милиционера повалились на землю как подкошенные. Первый сразу, а второй по инерции пробежал еще несколько шагов и свалился в двух метрах. Как раз, чтобы достать автомат.
— Па-ца-ны! — закричал последний милиционер, стреляя по мертвому лейтенанту. Пацаны, вы чего?!
— Эй, мент! — Юм быстро спрятался за туалет и проверил рожок. — Отдай мне Склифосовского, и я тебя отпущу!
— На тебе Склифосовского, падла! — Пули оторвали от сарая дверь и вышибли две доски. — Получи Склифосовского, гадина!
Времени уже не оставалось. Если соседи позвонили, то менты будут здесь минут через десять, а то и раньше. Поэтому, как только милиционер перестал стрелять, Юм выскочил из-за гальюна и, лупя по дому длинными очередями, бросился к сараю. Кажется, в кого-то попал, потому что услышал крик. Хорошо, если в Склифосовского. Но в любом случае лучше мотать, пока не поздно.
За сараем, где его уже не могли достать, перемахнул через забор и бросился бежать к шоссе…
Спросонья Наташа никак не могла нащупать телефонную трубку. Наконец просто потянула за провод, и весь аппарат упал на кровать.
— Алло, Клюева слушает.
— Наталья Михайловна, простите, что так поздно. Это опять Склифосовский.
— Что такое? — Она сладко зевнула: — Я послала к вам людей. Они что, не приехали?
— Приехали.
— Так в чем дело?
— Их всех убили, — тихо ответил он.
— Как? — Она вскочила с кровати. — Что ты мелешь?
— Наталья Михайловна, я пойду, — сказал Склифосовский. — Вдруг он опять вернется.
— Как, Юм там был? — закричала она, не обращая внимания на то, что проснутся муж и ребенок. — Его что, не взяли? Не смейте никуда уходить, оставайтесь на месте, к вам сейчас…
Но в трубке уже были короткие гудки…
Соответствие занимаемой должности
Федор Томов-Сигаев продал машину, пару картин, да Ленька Клюев подкинул. В итоге вышло около десяти тысяч. Всего лишь треть требуемой суммы…
Поначалу, оправившись от шока, как болевого, так и морального, Федор рассудил так: «Что я им, мальчик для битья? Да кто они вообще такие? Сосунки! Не буду платить! С какой стати?» При этом он уже позабыл, как некоторое время назад ползал на карачках перед этими «сосунками», с мольбой заглядывал им в глаза и глотал сопли.
В назначенный срок ему позвонили, и он не задумываясь послал абонента куда подальше. И в следующее мгновение из другой комнаты донесся характерный звон разбиваемого окна. Как выяснилось, это молодчики-беспредельщики закинули в квартиру Томова-Сигаева «коктейль Молотова» или, Другими словами, бутылочку с зажигательной смесью, пытаясь таким образом намекнуть хозяину, что он не совсем прав.
С невероятным трудом Федор затушил полыхающую бензиновую лужицу, но идеальный паркет сберечь не удалось — в нем зияла отвратительная черная дыра.
— Отдай им все! — верещала насмерть перепуганная супруга. — Они еще не на то способны!
— Заткнись! — в который уже раз за последние несколько дней спустил на нее собак Томов-Сигаев. — Рот свой закрой, а иначе я тебя!.. Я тебя!..
Но так как все его угрозы были достаточно однообразны и никогда не приводились в исполнение, Эллочка уже не боялась мужа и резко переходила в контратаку:
— Слюнтяй! Куриная душонка! Жалкая ничтожность! Если ты немедленно не разберешься с этими подонками, то я!.. То я!.. — Но ей тоже не хватало фантазии, чтобы придумать какое-нибудь эдакое наказание нерадивому супругу.
О том, чтобы обратиться в милицию, речи не было. Томовым-Сигаевым еще раз намекнули, что этого делать, мягко говоря, не стоит…
Братки забили стрелку на пустыре. Они ждали его, оседлав капот того самого «мерседеса». И лыбились. От этих сладеньких улыбочек, способных напугать самого Майка Тайсона, Томову-Сигаеву стало нехорошо. Он как-то сразу заподозрил, что десятью тысячами не отделается… И подозрения его подтвердились.
— Принес, профессор? — спросил Короткий.
— Принес… — Федор протянул ему сверток. — Вот, возьмите… И, прошу вас, оставьте меня в покое.
— «Покой нам только снится», — фальшиво напевал парень, слюнявя татуированные пальчики и пересчитывая купюры. — Девятьсот, девятьсот пятьдесят, штука, штука пятьдесят… — Спустя минуту улыбочка с его физиономии бесследно улетучилась. — И это все?
— Я же ГОВ°РИЛ я же предупреждал, — жалобно заблеял Федор. — Откуда у меня тридцать тысяч?
Закончить фразу Томов-Сигаев не успел.
А когда очнулся, увидел над собой разъяренное лицо Короткого, которое дышало на него перегаром, брызгало слюной и злобно грохотало:
— Доигрался, профессор! Счетчик включен, и ты теперь должен не тридцать, а шестьдесят штук! Сроку тебе — неделя. Если через неделю бабок не будет!..
А вот у Короткого, в отличие от Эллочки, с фантазией все было в порядке. Он так красочно описал картину возмездия, ожидающего в случае неповиновения беднягу Томова-Сигаева, что по сравнению с ним даже самый кассовый фильм ужасов, в котором ожившие трупы вырывают своими костлявыми руками все внутренние органы у несчастных жертв, а потом подвешивают их крюками за ребра и поджаривают на медленном огне, выглядел бы жалко, примитивно и совсем не страшно.
