— Что за детские вопросы? — удивился майор Мельник. — Как водится.
— Все жители коммуналки?
— Амбал пришел в гости к алкашу. Он прибежал первым и схватил Мережко, остальные за ним; служащая позвонила в полицию. Что еще?
— Что показала Мережко?
— Ничего. Была пьяна, вся в крови, выкрикивала ругательства и вырывалась. На ноже ее отпечатки. Да она и не отпиралась, повторяла все какое-то слово… кличку любовника.
— Визард? — подсказал Монах.
— Может, и Визард. Придумают же себе… что это такое, кстати?
— Колдун на английском.
— Ага. Девчонка была у нас на учете за ограбление киоска, имела несколько приводов за хулиганство, биография та еще. Семья наняла адвоката, насколько я помню, ее признали невменяемой и закрыли в психушку. Деталей не знаю, дело доводил до конца Данилко.
— Фамилию амбала не помнишь?
Майор Мельник насупился; Монах и Добродеев молча его рассматривали.
— Не помню, — сказал он наконец. — Звали вроде Станислав. Стас, точно. Владелец ресторана.
— Фамилия Донников тебе ничего не говорит?
— Донников?
— Донников. Станислав Игоревич.
— И чего? — спросил майор Мельник после паузы. — Чего раскопали?
— Звездная свидетельница Зоя Кулик вышла замуж за звездного свидетеля Стаса Донникова. Теперь она Донникова. Мы сегодня встретились с ней и спросили об убийстве, она очень расстроилась и выперла нас вон. Это раз. На месте Татьяны Мережко я бы кинулся с ножом на соперницу. Это два. Непонятно, почему Визард выскочил из постели и кинулся на Мережко, — это три. Четыре: гость алкаша каким-то чином оказался первым на месте преступления, обезвредил убийцу, наставил ей синяков, спас Зою и приказал вызвать полицию. Хват! И пятое: чей был нож? Свидетельница показала, что нож лежал на столе, это проверили? Или все было настолько ясно, что никто не стал заморачиваться? Кроме того, дверь скорее всего была не заперта.
Майор Мельник задумался. Потом сказал:
— Все действительно было предельно ясно. Кроме того, Мережко признала свою вину.
— Девчонка перед трупом дружка, с ножом в руке, испачканная кровью жертвы, в состоянии шока, да еще после бутылки алкоголя… куда как ясно. Поставили галочку и дело закрыли. Да она в тот момент в убийстве папы римского созналась бы.
— Куда ты клонишь? — резко спросил майор Мельник.
— А что, если все было не так? А что, если амбал Донников выследил свою подругу Зою Кулик, работавшую у него в ночном клубе стриптизершей… не в ресторане, кстати, а в ночном клубе, и пришел разобраться? Бросился на Визарда, тот вскочил; завязалась драка, и Донников выхватил нож… Свой нож! Вот почему Визард лежал на полу, а не в постели. И тут влетела Татка, девчонка с нестабильной психикой, да еще и в состоянии алкогольного опьянения.
— Вы серьезно? — спросил майор Мельник. — Леша?
Добродеев пожал плечами.
— В чем дело? — потребовал майор.
— Сводная сестра Вера Мережко, по мужу Терехина, забрала Татьяну Мережко из психушки, она сейчас под домашним арестом, на таблетках. Ты вообще что-нибудь знаешь об этой семье?
Майор Мельник покачал головой — нет.
— Двадцать пять лет назад Владимир Мережко бросил семью и ушел к другой женщине, циркачке. Родил Татку, а через четыре года циркачка исчезла. По слухам, сбежала с прежним любовником, и с тех пор о ней ни слухуи ни духу. А он вернулся в семью. Как ты понимаешь, Татку семья не приняла, и начались проблемы. Пока он был жив, все худо-бедно держалось на нем, а после его смерти пошло вразнос. Татке было тогда пятнадцать. Сомнительные дружки, алкоголь, пьяные драки, приводы… весь набор, одним словом. Чем это закончилось, мы знаем. Неделю назад она обратилась к нам через своего друга Эрика… ты должен его помнить.
Майор Мельник ухмыльнулся и кивнул.
— Она попросила найти мать. Кстати, сводная сестра Вера — ее опекунша. Сначала опекуншей была жена Мережко, после ее смерти — Вера. Вера руководит фирмой отца, дела там идут не блестяще, с коллективом конфликт. Мы нашли адрес, где проживал Мережко с молодой женой. Дом стоит пустой, разрушается, там никто не живет. Соседи рассказали легенду о молодой сбежавшей жене.
— Откуда известно, что она сбежала? В полицию обращались?
— В полицию не обращались, насколько мне известно. Вернее, не знаю. Некто из цирка появился месяц спустя и сообщил соседям, что она сбежала с прежним возлюбленным. Очень кстати появился, необходимо заметить, — это прекратило возможные толки и сплетни.
— Возможные? — переспросил майор Мельник. — В каком смысле — «возможные»?
— Мало ли?! А вдруг кто-то из соседей вспомнил бы, что слышал ночью крики? Или видел… кого-нибудь той же ночью? Татке было четыре года, когда мать исчезла. То есть она бросила ребенка в пустом доме и убежала с любовником. Причем ее помнят как домашнюю, неуверенную в себе, робкую, а тут вдруг — побег!
— Что же, по-твоему, с ней произошло?
— Я думаю, ее убили.
— Кто и почему?
— Нужно спросить у того, кто распустил слух о ее побеге. Он знает наверняка.
— Ты его знаешь?
— Знаю. Думаю, что знаю. Гипотетически, скажем так.
— Как это можно проверить?
— Элементарно.
— А ты не думаешь, что убийца сам Мережко? — спросил майор Мельник.
— Вряд ли. Не думаю. Не знаю. — Монах задумался ненадолго. — Нет. Если бы не тот, кто искал ее… уж очень это было шито белыми нитками. Похищение с целью выкупа не проходит по той же причине. И главное — не могла она бросить ребенка одного в пустом доме.
Майор Мельник хмыкнул.
— Если окажется, что могла, то моя вера в человечество будет окончательно подорвана, — сказал Монах. — Не могла. Хочешь пари?
— На что?
— На три ужина у Митрича.
— Ты сказал элементарно, как?
— Поговорим с соседкой еще раз. Хочешь с нами? Очень милая старая дама.
Майор Мельник кивнул и посмотрел на часы. Монах тоже посмотрел на часы и сказал с сожалением:
— Черт! Старая дама в данный момент спит, придется завтра. Сможешь?
Майор Мельник снова кивнул.
Глава 34. Катастрофа
Если мне живой не встретить
Птиц, вернувшихся на небо,
Брось одной из них, что в красном,
Поминальный мякиш хлеба…
Эмили Дикинсон. [Стих] 182
Вера отложила книгу и погасила настольную лампу. Закрыла глаза и попыталась представить себе бескрайнее зеленое поле и бескрайнее голубое небо. Мама говорила, что картинка помогает уснуть. У мамы была бессонница, но она не хотела принимать снотворное, боялась привыкнуть. Бедная мама! Вера почувствовала, как защипало под закрытыми веками. Бедная… как отец мог бросить их? А потом стало еще хуже… лучше бы он не возвращался! Они не спали вместе… он перестал обращать на нее внимание. Мама рассказала ей перед смертью, она словно оправдывалась. Она старалась… Господи, как она старалась! Открытый дом — отец любил гостей, его любимые блюда, любимые рубашки… она сама их гладила! Даже эта чертова персидская сирень! Мама ее ненавидела — чувствовала, что проклятый куст как-то связан с циркачкой. Может, потому и с дядей Витей… Вера до боли сжимает кулаки… кто ее осудит? Только не она, Вера. Бедная мама! Жить с такой тяжестью на сердце, с такой болью… жить рядом с любимым человеком, зная, что он помнит ту, разлучницу, жить рядом, а не вместе. Да еще чужой ребенок… Почему они не расстались? Боль прошла бы со временем… Любила? Видимо, любила, раз принесла такую жертву. Надеялась, была согласна на все, ждала, что отец вернется по-настоящему. Не дождалась. Терпела около себя дядю Витю, приняла от него помощь, возвысила до себя… Возвысила? Попала в ловушку, уж он-то постарался. Веру передернуло. Сволочь! Друг отца… предатель! Бедная, бедная мама! И что в итоге? Вера в той же ловушке, и выхода у нее нет. Ее судьбу решает это ничтожество дядя Витя. Вера угрюмо усмехнулась… ей повезло больше! Ее судьбу решают два ничтожества: дядя Витя, доставшийся ей по наследству от родителей, и Володя, друг сердечный, ее личное приобретение… и не понять, кто гаже. Как она могла докатиться до него… Злой гений! У мамы — дядя Витя, у нее, Веры, — Володя. Судьба. Проклятая судьба! Если бы не Паша…
