— На новом трупе? — У Лили похолодело под ложечкой.
— Ага.
— Где?
— У университета. Тут девушка с крыши сиганула, часа два уж назад.
— И. — Лиля понимала, что Иван не будет беспокоить ее по таким пустякам, как совершенное кем-то самоубийство. — Наше что-то есть?
— А как же. — Иван замолчал, и Лиля слышала, что он прикурил и глубоко затянулся. — В кармане весеннего пальтишки букетик. Здешние преподаватели с кафедры ботаники говорят, что это ноготки.
— Так для них же рано еще, — ошарашенно сказала Лиля.
— Так нашему флористу время года нипочем. Он у нас знает дорогу к братьям-месяцам, может и подснежники в декабре, и ноготки в апреле.
— Может, все-таки совпадение? — с надеждой сказала Лиля. — Может, самоубийство. Предсмертная записка есть?
— Нет, в том-то и дело. И серьги в левом ухе нет. Такая вот канитель. Кстати, одета девчонка бедновато, а сережка оставшаяся приметная — черная жемчужина в бриллиантовой россыпи. Не хухры-мухры. Это все как выяснилось, так сразу нас с Димкой сюда и дернули. Ну и, — он понизил голос, — Баклана твоего.
— Вань, пробивай эту жертву по связям со всеми остальными, а также с нашими основными фигурантами и в первую очередь, — тут она вспомнила про то, что у нее в кабинете журналисты и оборвала себя на полуслове, — по объекту, с которым Сергей работает.
— Понял, ты бы приехала, Лиль, — попросил он. — Ты как-то по — другому все видишь. Нам твой взгляд очень даже пригодится.
— Сейчас приеду, — согласилась она и метнулась к шкафу, чтобы достать пальто.
— Мы с вами, — тут же заявил Сколкин. — Я все равно не отстану, Лилия Юрьевна. Я должен на этот раз обскакать эту стерву Перцеву.
Спорить Лиле было лень, да и некогда. Она понимала, что настырный журналист просто поедет за ней на своей машине, не скрываться же ей было от него, уходя от преследования, как в плохом фильме.
Место преступления было уже оцеплено липкой полосатой лентой, толпа зевак, переговариваясь, стояла по периметру, жадно впитывая наполненный напряжением воздух. Упавшая с крыши девушка, совсем еще юная, с неестественно вывернутыми руками и ногами, лежала на еще не прогретом асфальте. Из кармана ее яркого, сиреневого, очень весеннего пальто выглядывал букетик ярко-оранжевых ноготков. Из машины Лиля успела позвонить Лаврову, тот посмотрел в Интернете, и теперь она уже знала, что означает этот цветок. Отчаяние.
Она пробралась к Бунину и Бакланову. Первый улыбнулся, а второй скорчил недовольную мину. Не обращая на него внимания, Лиля, пошептавшись с Иваном, через несколько минут уже знала, что потерпевшую зовут Дина Кострова, училась она на пятом курсе биофака, родом была откуда-то из Архангельской области, жила в общежитии, обладала легким веселым нравом и никогда не давала поводов думать, что может покончить с собой. Причин для самоубийства у нее не было никаких. Так в один голос говорили ее педагоги и однокурсники.
Узнав все, что ее интересует, Лиля отошла в сторонку, чтобы не мешать, вернее, чтобы еще больше не бесить Бакланова. Тот и так был вне себя от ярости. Шестой труп, а дело даже на миллиметр не сдвинулось с мертвой точки. За это начальство по голове не погладит, а точнее, голову эту скоро снесет. Да еще Ветлицкая, черт бы ее подрал. Крутится под ногами, корчит из себя умную. Помощи никакой, и отвечать-то не ей.
Эти мысли были просто написаны на его широком, перекошенном от злобы лице. По крайней мере, Лиля читала их так ясно, как если бы буквы выступали сквозь кожу. Она не заметила, как к ней подошел Сколкин, и даже вздрогнула от неожиданности.
— А я ее знаю, — сказал журналист. — Она у меня на программе была примерно с полгода назад.
— На какой программе? — спросила Лиля, смутно припоминая, что действительно Сколкин вел на телеканале «Город» какое-то дурацкое ток-шоу, воображая из себя Малахова провинциального разлива. Лиля и малаховскую-то «Пусть говорят» никогда не включала, будучи уверенной в том, что это пошлость несусветная, а уж от подобного зрелища с провинциальным налетом ее вообще тошнило.
— Я программу веду, «Обсудим» называется, — с гордостью в голосе сообщил Сколкин. — Она уже два года все рейтинги бьет. Ну и эта девица была участницей программы, посвященной теме неверности. Она тогда очень откровенно говорила о том, что пережить измену любимого человека практически невозможно. Красиво так говорила, про рубцы на душе, про бездну отчаяния, про то, что это и забыть невозможно, и жить с этим нельзя. Обычно люди камеры боятся, запинаются, краснеют, бледнеют, а она очень уверенно говорила, не стесняясь. Как будто наизнанку перед студией выворачивалась. Искренняя очень девушка.
В голове у Лили появилась неясная мысль. Крутилось что-то, связанное с телевидением, но в царящей вокруг суматохе она никак не могла ухватиться за эту мысль, чтобы сформулировать ее целиком, да и присутствие Сколкина Лилю нервировало.
Она отвернулась от неприятного лица и вдруг увидела широко шагающего к ней Лаврова.
— Я решил приехать, — сказал он, беря ее под локоть и закрывая широкой спиной от сверлящего сколкинского взгляда. — Решил тоже оценить ситуацию. Вы не замерзли, Лиля? Все-таки свежо еще, только кажется, что тепло, а на самом деле долго на улице не простоишь.
— Знаете что, пойдемте в мою машину. Там и поговорим, — решила Лиля. Она действительно замерзла, кроме того, ей хотелось уже избавиться от назойливого внимания журналиста. Он сказал что-то важное, и нужно было обдумать, что именно.
Усевшись в машину, она коротко пересказала их разговор Лаврову.
— Интересно, — сказал он, внимательно выслушав Лилю. — И вокруг Ольги Разумовской на конкурсе красоты журналист этот тоже крутился. Я слышал, как она его обвиняла в том, что накануне ее слишком мало показали по телевизору.
— И Колпину он снимал, — медленно добавила Лиля. — Мне одна сотрудница в детском доме говорила, что приезжало телевидение, и я вспомнила, что видела этот сюжет. Там в кадре был именно Сколкин. Я же профессионально новости смотрю, на такие вещи внимание обращаю. Надо Ивану сказать, вдруг Сколкин имеет отношение и к другим пострадавшим тоже.
— Неплохой способ подбирать жертв, — согласился Лавров. — Люди на камеру делятся своими личными переживаниями, раскрываются, потому что подвоха не видят, пытаются показать себя с лучшей стороны, а хорошему психологу видны все их тайны, понимаете?
— Не сказала бы, что Сколкин — хороший психолог, — покачала головой Лиля. — Но что-то в этом есть.
Она коротко сообщила освободившемуся от осмотра места происшествия Бунину новую версию, возникшую у них с Лавровым.
— Богатая история, — коротко ответил Иван и пообещал собрать информацию.
Уже назавтра «летучему отряду сыщиков» стало известно о том, что Вера Пушникова была гостьей того же ток-шоу про измену, что и студентка Дина Кострова. На программе она горячо отстаивала мысль, что полюбить снова — не преступление, равно как и попытки лучше устроиться в жизни, что нельзя жить с человеком, которого ты разлюбил, просто из жалости или чувства долга, что на самом деле измену легко пережить, а тот, кто цепляется за старые обиды, — слабак и собственник.
