— Ты испугался?
— Я так жутко испугался… всего. Я виноват.
Наверное, любой бы его понял — в таком положении испугаться немудрено.
Его руки гладили мои плечи и спину. Это так приятно, но все равно мало. Слишком мало. Как же мне всегда хотелось прижаться к нему, и чтобы он обнял, крепко-крепко, как делает сейчас, чтобы даже сердце его билось так, что задевало мое сердце, а кровь, бегущая по его венам, грела и меня тоже.
— Катя…
Наконец-то его губы нашли мои. Кажется, я не помогала, но сложно сказать. Мне вообще сейчас сложно говорить. Да и какая разница?
Эта вязкая сладость на языке от медленного, мягкого прикосновения, этот жар, расплывающийся кольцами по коже, и туман, окутавший подобно мягкому облаку, казались сказочными.
— Катя.
Наконец-то он догадался, что ноги меня не держат, и подхватил на руки. Наконец-то догадался отнести на кровать, ведь невозможно стоять всю ночь на ногах. Между нами так много всего, и этого не разобрать за короткую ночь.
Я его люблю. Люблю его, что бы там ни было раньше. Испугаться и сбежать — это так естественно, это простительно, это тьфу, даже говорить не о чем. Любовь проснулась, и не знаю, как я жила раньше без нее, как существовала?
Но вот другое так просто в сторону не отбросишь, не забудешь, как ничего не значащую мелочь.
— А летяшка? — собственный голос — словно стон, но промолчать невозможно.
— И за это прости. — Он наклоняется, крепко прижимается головой к моему плечу, дрожит, как будто у него горячка. — Но в этом я не виноват. Веришь? Я не знаю, что с ним произошло, я к нему всю ночь и близко не подходил, и пальцем его не трогал. Просто открыл корзину, показал остальным, чтобы выиграть пари, и сразу отдал корзину Жегло, который говорил, что хочет к тебе зайти. У моих знакомых есть летяшка, я у них по нескольку дней гостил, и ничего, он прыгает вокруг, на руки не идет, но не болеет. Может, именно этот зверек был от рождения обречен? Может, она обманула тебя, продала больного? Я не знаю. Но поверь, я не хотел такого исхода. Потом я даже думал тебе нового купить, извиниться, но вряд ли бы ты приняла. Моей вины в этом нет. Но все равно — прости, что так вышло. И прости, что сейчас мне вообще не до этого… Если бы ты знала, как мне было сложно видеть тебя и бояться, что ты навсегда останешься так далеко. Что я никогда не смогу к тебе прикоснуться. Что ты узнаешь и никогда, ни за что меня не простишь. Это просто пытка, каждая секунда — пытка, я не подозревал, что такое может быть, что такое может случиться со мной. Разрушить всю мою выдержку, раскрошить силу воли, как будто она мягче сыра. Это сильнее меня…
Он говорил что-то еще, но постепенно смысл стал ускользать, слова стали не важны. Я нашла его, нашла свою вторую половину. Он в моих руках, он моя половина, потерянная и обретенная часть, которая вернулась на место. Именно этого единения мне не хватало одинокими ночами, когда я спала, скрючившись под его плащом, и мечтала о том времени, когда буду спать не одна.
— Катя…
Время кружило голову, минуты текли, полные ласк и поцелуев. Одежда шуршала, сдавая позиции.
В свете камина белой кожей сверкнула моя голая грудь. Его торс тоже был голым: красивые крепкие мышцы, ключица, плечо… Он был прекрасен. А прижиматься грудью к его голой груди было просто ошеломляюще приятно.
И его голос… он постоянно что-то шептал. Между поцелуями, касаясь моих губ, рук, груди. Он раздел меня, но платье осталось лежать на кровати, подо мной. Он развернул меня, как конфету.
Раствориться в человеке… так действительно бывает. Туман обожания превратил его в божество, идола, которому нельзя не поклоняться. У его ног лежало все, что у меня есть, и отдавать самое дорогое было не жаль.
У его ног лежала вся моя жизнь.
Потом он передвинулся, навалился сверху, сжимая меня за талию, дрожа и раздвигая мои ноги, а потом вошел в меня. Эта резкая боль от вторжения — такая же тягучая и жаркая, как все происходящее, растворилась, расходясь по коже и утопая в животе. Он двигался, пока я не застонала сквозь зубы от этой боли, которой было слишком много.
Он тяжело дышал. Попросить его остановиться, оставить меня? Нет, только не это. Последнее, чего мне хотелось, — чтобы он остановился. Да и тело словно против — нетерпеливо дергается, подается навстречу. Он дрогнул и как сорвался — его движения стали такими частыми и глубокими, что я крикнула, но он больше не мог остановиться, только поймал губами мой крик, содрогаясь и судорожно дыша, и погасил его. Проглотил вместе с моим дыханием.
— Катя…
— Я люблю тебя.
Его губы вернулись к моему лицу и снова покрыли множеством поцелуев. Тяжело дыша, он словно слился со мной в тот момент, становясь чем-то новым.
Если бы можно было прижаться к нему еще тесней, я бы прижалась. Но силы истощились: их хватило, только чтобы его обнять, и руки сами сомкнулись и налились сталью, не разжать. Теснее прижаться, еще теснее. Он с трудом вытащил из-под меня смятое платье, отбросил в сторону и достал свернутое в ногах одеяло.
— Люблю тебя, — повторила я.
Он судорожно сглотнул. Его грудь поднималась вместе с моей, вжимаясь друг в друга, руки будто прилипли к моему телу. А я не могла остановиться и промолчать, напитываясь тихим идеальным моментом совершенства, так хотелось, чтобы он тоже понял, какое это счастье — любовь. Понял и успокоился, ведь я его простила, не могла не простить. Но мы будем говорить потом, пока достаточно сказать только одно, самое важное:
— Теперь все будет хорошо, слышишь? Все будет хорошо!
Глаза закрывались. Так не хотелось спать, терять время, хоть секунду времени, когда мы вместе, но дрема все-таки победила, пришла, усыпляя, и унесла в небытие. Но рук я не разожму, ни за что! Буду слушать его дыхание, наслаждаться его теплом и ни о чем не беспокоиться. Ни о чем не переживать.
Пару раз мне снился кошмар. Будто в руках пусто. Я вздрагивала и просыпалась. Но он по-прежнему был рядом, тесно прижимаясь ко мне, обнимая так же крепко, глубоко дыша в висок. Наверное, спать целую ночь в таких крепких и жарких объятиях неудобно, все затечет и утром не встанешь без зарядки, но это не важно.
Мне просто обязаны были сниться золотые сны, особенно после частых кошмаров, преследовавших в последнее время. И они не подкачали. Во сне я была так же счастлива, как наяву.
* * *
Жегло устало зевнул. От этих темных седмиц жутко устаешь, такая скукота. Постоянно кто-то пытается к тебе прижаться, заранее отмечают, где ты, и стоит упасть темноте, как наваливаются практически кучей. Скукота, короче. Тем более когда в спутницах Аташа, от которой устал не меньше, чем от учебы. А хочется разнообразия. Сегодня, например, хочется такую… тоненькую. Чтобы грудь крошечная и бедра узкие. И чтобы носик острый. Хотя носик пусть будет любой, главное, чтобы отвращения не вызывал.
