— Я пойду, некогда лясы точить.
Бакуня опасливо кивнул и пошел прочь.
Ну что, Гурьян? Что стоишь, смотришь? Будешь меня обвинять? Или жалеть? Даже любопытно стало: что же он выберет?
Гурьян судорожно втянул носом воздух и побелел.
— Что? — тут же взорвалась тишина моим гневным голосом.
— От тебя запах его силы, — почти прошептал он.
— Моей силы. Теперь она моя!
— Да, я знаю.
— А ты, я вижу, невесел. Не то что Бакуня. Вот уж кто счастлив, что В… его повязали. Не гадко с ним рядом идти?
— Они… поссорились недавно. Бакуня говорит, из-за Волина его стража городская взяла на месте преступления, отец еле отмазал. А Волин успел смыться и бросил его. А как оно на самом деле было — кто его знает.
— И что же?
— Бакуня, конечно, виноват, и мы об этом помним, ты не думай. Но что он? Нам не рассказал — это да. А так всего-то и сделал, что про тебя угадал и решил вас свести. Он же Волина не заставлял колпак жертвоприношения над тобой ставить. Это его выбор.
Подбородок у него вдруг мелко задрожал. Не ожидала такого от взрослого, сильного молодого человека, Первого сына, ученого колдуна. Трясется как щенок.
— Я понимаю, Катя, просто это так неожиданно произошло. Никто из нас о тебе не знал. Если бы только он хоть кому-то рассказал, хоть с кем-то поделился! Мы смогли бы его убедить, что таким даром нельзя разбрасываться. Но он все в себе, всегда все скрывал, ни малейшей слабости на людях, даже перед друзьями — так его воспитывали. Никто даже не догадывался. Если бы мы только знали! Я не могу представить, не могу понять, почему он это сделал, зачем так сглупил…
— Ты что, его оправдываешь? — снова кто-то сварливо спросил моим голосом.
— Нет, что ты! Просто… просто пытаюсь пояснить, что он совсем не такой уж злодей, в нем есть и хорошее.
— Не такой уж злодей?! Он пытался меня убить! — процедил мой голос сквозь зубы. — Пытался меня убить!
— Тогда, в лесу… Мы все это сделали, все провели обряд. Конечно, просто баловались. Ну кто поверит, что боги могут лично тебе из другого мира суженую доставить? Тогда, после обряда, есть миг, когда ты закрываешь глаза, и тебе дают ответ. Сейчас-то мне уже легко вспомнить. Сейчас я вижу — тогда, когда мы все глаза открыли, в центре костер, Волин как онемел. Мы ржем как обычно, вином обмениваемся, а он стоит, в огонь уставился. Ты чего, его спрашиваем? А он головой дернул и снова к нам. Скалится, а глаза буйно горят. Его как будто колотит, я подумал еще: холодно, может, стало?
Если бы я только понял, если бы догадался! Волина могло в холод бросить только от чего-то непоправимого. Я его где-то могу понять, ну, что он решил скрыть твое появление. У него же род — один из трех сильнейших в наших землях. У него вся жизнь наперед расписана. Он должен делать то, что должен, и никак иначе. Ни шагу в сторону, как бы ни хотелось, ведь за тобой весь род. Я же знаю, сам в таком положении. Взять вдруг да обрубить все свои корни, привести тебя и сказать — это моя суженая… Да такое бы началось! Его бы сожрали с потрохами! Провел ритуал, как посмел? Нарушил слово о женитьбе — позор! Чужачку хочешь сделать главной над женщинами всего нашего рода?
Да кто на такое пойдет? У каждого из нас было время, когда мы пытались противиться, вели себя вызывающе, дрались, воровали… не знаю, девок портили. Но иного пути нет для Первых сыновей — мы будем отвечать за свой род, мы с этим родились, понимаешь? И у нас нет выбора, это невозможно. Как тебе объяснить? Как бы тебе объяснить, Катя, чтобы ты поняла?! — почти в отчаянии спросил он.
— Ушам своим не верю, что ты его оправдываешь, — я даже задохнулась. К чему мне теперь все эти подробности, зачем они?!
Он вдруг сдулся.
— Да, прости, — убито проговорил Гурьян, повесив голову.
Он что, плачет? По лицу текут слезы. Нет, это перебор. Бегом отсюда, бегом, пока не поздно!
В лицо бил злой ветер, перед глазами мелькали колючие кусты, острые камешки на дорожке и драные обрывки серого неба. Собственное дыхание било в ушах набатом.
Что это за человек такой, по которому плачет Гурьян? О ком он так горюет?! Тот, кто ответил за свои поступки на суде, недостоин слез. Но Гурьян как будто знал его иным, таким, каким я уже никогда не узнаю. Он знаком с другим Волином, с тем, по кому не стыдился плакать.
Стоп!
Нет, это просто еще одна ступень, через которую нужно переступить. Как через жалость, как через боль и тоску по несбыточному. Просто нужно взять себя в руки и переступить, не думать, не обращать внимания. Мужские слезы бывают такие же пустые, как женские.
Все, все хорошо.
Я поправила волосы, одежду. Запыхалась немного, но зато деканат напротив, не заметила, как добралась. У меня дело, которое нужно решить, так что не стоит забивать себе голову. Просто делай что должно, и будь что будет.
Народная мудрость самая верная. С глаз долой — из сердца вон. Время лечит. Ученье и труд все перетрут. И что там еще, не знаю, вспомню как-нибудь на досуге и буду твердить — возможно, поможет.
В деканате меня, кажется, ждали. Сам Алкан и Наставник отдела атаки. Оба были в возрасте: Алкан седой, а атаковик еще бодрился, скорее пожилой, чем старый. Лица обоих были крайне серьезными.
— Да, Катя, ты вовремя. Проходи, садись, нужно поговорить.
Кабинет Алкана выглядел, по моим меркам, довольно странно, хотя я вроде уже привыкла к местным интерьерам. Беленые стены, пол из камня, мебель из дерева с чугунными деталями и обивкой из пестрой ткани. Как будто в странном музее.
Ну, эта кушетка мне подойдет. Как хорошо наконец сесть.
— Мы как раз рассуждали с господином Алканом на тему твоего дальнейшего обучения. Тебе нужно сменить курс.
Наставник атаки сидел, положив руку на стол, то и дело тихонько стучал по поверхности пальцами.
— Да, я тоже поэтому пришла. Подумала… стоит ли ходить на прежние лекции, раз у меня уже…
Я запнулась.
— …сила Волина, — спокойно закончил за меня наставник атаки. — Тебе придется привыкнуть говорить на любые, даже самые скользкие и неудобные темы спокойно и отстраненно. Колдун выше всего, выше страстей, иначе они поглотят его с головой. Так вот, Волин был атакующим колдуном, но что получится из тебя, пока неизвестно.
— Почему?
— Я объясню тебе подробно про трансформацию силы позже, сейчас не будем отвлекаться от более важного вопроса. Нам следует определить, на кого теперь тебя обучать, к чему склоняется перешедшая к тебе сила.
— Да, хотелось бы решить, потому что получается, фактически мне нечем заняться.
Он кивнул.
— Ты чувствуешь силу, которая теперь в тебе?
— Не знаю. Наверное, нет.
