Я глубоко вздохнула, даже грудь заболела.
— Разве ты не поняла? — спросила Леля, и ее лицо стало очень странным — озаренным знанием. — Беда Волина вовсе не в том, что он тебя не хотел. Как раз наоборот. Он хотел тебя так сильно, так одуряюще, что пошел на отчаянные меры, пытаясь противопоставить разум тому, что чувствовал. Твоя беда из той же серии — это ты должна принять силу. Это ты не хочешь, чтобы она была, ведь тогда, наверное, себя будет не так жалко.
В первую минуту мне хотелось просто встать и уйти. И в жизни больше не разговаривать с Лелькой, рассориться раз и навсегда. Но на глаза попалась Белка, которая задумчиво кивнула, соглашаясь. Она тоже так думала! Тоже думала, что это не сила меня, это я силу не принимаю.
— Катя, ты знаешь, что его сегодня утром отправили на границу? — спросила Белка, ковыряя пальцем царапину на поверхности стола.
Она о Волине говорит. Я отвернулась к окну, за которым сумерки сгустились до полной темноты. Не хочу ничего знать.
— Думали почему-то, он станет сопротивляться. Но он не стал, даже не попытался. Просто взял и сел, куда посадили, и поехал, куда повезли. Для него это нехарактерно, говорят. Они собрали несколько охранников, чтобы предотвратить побег или любое сопротивление… а он ничего не сделал. Как будто чувствовал свою вину и сам хотел за все ответить, понести наказание.
— Какое мне дело?
— Просто так сказала, — Белка тяжело вздохнула и замолчала.
Лелька встала, окидывая взглядом стол с остатками ужина, вкуса которого никто из нас не заметил.
— Теперь можно по домам и подумать. Завтра вы будете меня или любить, или ненавидеть — надеюсь на первое. Но если будет второе… просто помните — я хотела как лучше.
До общежития мы добрались в молчании и, не прощаясь, разошлись по комнатам. Вроде все должны спать, а все равно шумно, сразу чувствуется контраст между специальной комнатой, где никто не потревожит, и местом, похожим на гудящий улей.
Но все же…
Я медленно разделась, легла на кровать и задумалась. Девчонки не хотят меня обидеть, они говорят, что думают, а судя по вечерним откровениям, со стороны часто видней. Белка сказала Леле именно то, что нужно, но своей проблемы самостоятельно решить не смогла. Зато мы знаем, как эта ее проблема решается. Значит, девчонки правы: это я не хочу силу, потому что она часть Волина — человека, предавшего меня еще до того, как попытался узнать. Мне хочется вычеркнуть его из жизни, забыть о его существовании, но это невозможно. По желанию или против, но мы связаны.
— Значит, ты тут? — тихо спросила я, как будто сила — это зверушка, которая притаилась в темном углу и ждет, что будет, когда ее обнаружат. Обидят или погладят? Ударят или покормят? — Ты тут?
И что-то задрожало, еле слышно зашевелилось вокруг.
— Не бойся. Я никогда тебя не обижу. Где ты?
Сердце замерло, когда по груди словно мягкой лапой мазанули. Быстро потрогали и отрыгнули, снова прячась в безопасном месте.
— Давай знакомиться, — с трудом выдавила я, мысленно протягивая руку. — Обещаю, я буду ласковой хозяйкой, которая никогда тебя не бросит. А ты не бросай меня.
И она вышла. Потерянная от смены хозяина, несчастная и испуганная. Одинокая. Как же я тебя понимаю! Вот мои руки, тянутся к тебе. Ждут тебя. Принимают, пусть неловко, неумело, но с любовью.
Следующим утром, очень рано, я стояла под дверью Алкана, который, вероятно, впервые в жизни явился на работу позже студента, хотя рассветное небо только-только серело.
— Прекрасно выглядите! — воскликнул он, оглядывая мою тщательно отутюженную форму и боевую выправку. Я стянула волосы в хвост, стояла прямо, была полна оптимизма и сосредоточена на деле. — Вы с хорошими новостями?
— Да.
Теперь повторим уже заученное, это просто. Надо протянуть ладонь и аккуратно собрать на ней все тепло и нежность силы — невидимой бесформенной зверушки, которую удалось уговорить познакомиться со мной ночью. Силы, которую я за несколько часов успела полюбить так жарко, что не представляю уже, как можно остаться без нее. А когда она приходит на зов… Это очень приятно, это будоражит, как всплеск адреналина, и хочется играть с силой, перекатывать ее в ладонях, радоваться ее прикосновениям и делать ее больше и больше.
— Так быстро! Не ожидал. Вы молодец, Катерина, делаете успехи.
Алкан протянул руку, проводя ею над моей ладонью, сосредоточился и кивнул.
— Все ясно, посыл очень сильный. Вы прирожденный сыскарь, Катя. Эта профессия означает не только уже известных вам сыскарей, раскрывающих преступления. У нее множество других, более подходящих женщине применений. Выберете в течение года. Пока вам составят расписание, зайдите после обеда к моему помощнику.
— Спасибо.
Я развернулась, в груди звенела победа. Возможно, существуют вещи, которые ты не в силах изменить, но есть и вопросы, которые решаются собственными усилиями и постоянной работой. И не стоит отчаиваться, безрезультатно попробовав даже сто раз — вдруг получится на сто первый?
У меня ведь получилось!
— Катя! — окликнул меня Алкан. — Хотел спросить. А как?.. Когда вы нашли свою новую колдовскую мощь, когда обнаружили ее в теле, как это было?
Он тут же замолчал, потрясенно смотря на меня, хотя мне казалось вначале, что я вполне смогла удержать гримасу и не выдать ужаса, вызванного его случайным вопросом.
Вероятно, это крайне невежливо и недальновидно, но отвечать я не стала, просто развернулась и ушла. В голове привычно гудело, словно там пусто, ничего нет. Это состояние полузабытья станет моим проклятьем, моей бедой, с которой нужно нещадно бороться, заполнять полезными вещами. В моем случае — учебой, а позже работой. Нельзя останавливаться и замирать, потому что однажды я могу вовсе не очнуться.
Этим днем многое изменилось, мы изменились. Хотя Лелька выглядела почти как в самом начале нашего знакомства — безмятежной и веселой, с легкой улыбкой. А вот когда я увидела после занятий Белку, испытала почти шок. Ну, насколько он был возможен в моем состоянии. Если коротко — у нее был вид Мадонны. Смирение? Одухотворение? Что это было на ее лице, таком спокойном и решительном, я не знаю. Зато знаю, куда она отправилась вечером.
Я же получила новое расписание и, чтобы не терять время, пошла в библиотеку, где набрала целую гору книг, желая приступить к изучению новых дисциплин незамедлительно. Встретила там того самого помощника библиотекаря Федора, который, как и прежде, со мной флиртовал. Хотелось сказать ему в ответ что-нибудь такое же легкое, ни к чему не обязывающее, но на губах словно замок, который не дал им раскрыться. Может, позже? Позже я обязательно попробую, обещаю, а пока нет.
Машинально раздеваясь и забираясь в постель, перед сном я свернулась калачиком, пожалела о плаще и расплакалась, обещая себе, что это последние слезы в моей жизни, что я научусь, заставлю себя никогда не рыдать, потому что от слез никакого толку, только глубже раны и горше слюна.
