— Ох, как хорошо! — он взволнованно выдохнул. — Ох, наконец-то! С зимы лес гниет, расползается зараза, а где гниет, там ни растений, ни животных не остается, только кости да сухие ветки лежат. Ужасно. Просто слезы на глаза наворачиваются! Как будто дите малое хиреет, а ты ничем помочь не можешь!
— Вы пытались установить, что происходит?
— Конечно! Ведьмы наши все силы истощили, но не могут понять, что не так, хоть тресни!
Ведьмы — это ведуньи. В деревне их так звать. Белку тоже теперь так зовут, после того как они с Ладом переехали из Гораславля в глубинку. Уже два года как.
— Странно, — пробормотал Юлик, видимо, уже догадавшись, что дело не такое ерундовое, как кажется на первый взгляд.
Ведуньи лучше всех в странностях разбираются. Если сыскари по уже произошедшему лучшие, то ведьмы — по всему новому. Как это новое устроено и какими веревками со старым связано.
— Еще бы не странно! — кисло скривился Петер. — Никогда такого не бывало. В лесу словно плесень расползается, а никто ни слухом ни духом. Писали сколько раз князю, а нам не отвечают, отговорки шлют: мол, вопросы местного масштаба сами решайте, своими силами. А оно вовсе не местного масштаба, — разволновался Петер. — После гнили там не просто деревья погибают, нет, там земля мертвая становится, что в твоем подземье! Ничего не хочет расти! И человеку дурно делается, если долго побыть. Оно как пойдет дальше… так и вообще весь лес в стране может извести! Во всем мире! — Староста чуть не задохнулся от ужаса. — Потому что он не останавливается, ничем! И думайте, что со всеми нами случится! Вот так-то!
Что-то мне тоже поплохело, не один Юлик побледнел. Столько веры в голосе старосты, да и врать ему незачем. Как-то раньше масштаб жалобы не осознавался. Но если все так, как староста говорит, шантаж князя покажется нам по сравнению с плесенью обычной шуткой.
— Мы здесь, чтобы разобраться.
А голос спокойный остался. Юлик косится с благоговением.
Петер кивнул:
— Скоро подойдет наш лесник. Я еще вчера ему выслал весточку, да он и сам только за. Говорит, если князь не станет разбираться, придется самим выход искать. А я уж прямо трясусь, когда он так говорит. Отчаянный мужик, да. — Петер покачал головой. — Я попросил его вас сопровождать, куда скажете, и делать, что скажете. Пока не уедете, он в вашем распоряжении.
— У госпожи есть уже помощник! — насупился оскорбленный Юлик.
Я знаком приказала ему замолчать.
— Хорошо, пусть ваш лесник сюда подходит, поговорим. Я правильно понимаю, это он письмо написал?
— Какое? У нас кто только писем не писал! Я самолично три штуки отправил.
— Ваш лесник — некто безродный?
— Да! Тогда он написал! Хотя безродных этих у нас тут пруд пруди. Но остальные… и писать-то не все умеют. У нас тут прииски же были… Поистощились, конечно, старые они, но живут там до сих пор люди пришлые, в основном каторжники да одиночки без роду без племени. Отщепенцы, в общем. Так там куда ни плюнь в безродного попадешь.
— Ясно, — улыбнулась я.
Староста вызывал симпатию своим неравнодушием. Неприятно общаться с теми, кому плевать или кто хочет только личную выгоду из всего извлечь. А этот мужик — неравнодушный человек, сочувствующий. Таких мало, поэтому проявим уважение.
— Дорогой Петер, вы теперь не переживайте. Идите и спокойно занимайтесь своими делами. Мы с помощником встретимся с вашим лесником, потом построим план действий и вам доложимся. Без результата мы отсюда не уедем, будьте покойны.
— Бесконечно рад. И по-человечески тоже спасибо.
— Пока не за что. Не волнуйтесь — идите спокойно домой. Это же наша работа, значит, мы ее сделаем.
Он с облегчением выдохнул, встал, зачем-то поклонился и ушел. В таверне как раз народ стал прибывать. И не столько на завтрак, сколько на нас, приезжих сыскарей, посмотреть. Куда ни приедешь, первая реакция всегда любопытство.
Потом я запросила у хозяйки другую комнату, вернее, две смежные комнаты. Мне нужна гостиная, она же приемная. Не могу же я в спальне посетителей принимать? Того же лесника, к примеру. Вернее, я могла бы и в спальне, но нельзя вести себя слишком вызывающе в деревне такого размера, не принято. Зачем лишний раз на рожон лезть? И в таверне не каждый разговор будет к месту, а тихушный купол — моя слабость — то и дело схлопывается и позорит меня и мои умения.
Комнаты нашлись, правда, пришлось доплатить из своего кармана. Но с деньгами у меня давно проблем нет. Помню, боялась во время учебы, что жить буду впроголодь. Оказалось, ничего такого мне не грозит, сыскари живут не бедно, и чем больше работают, тем лучше потом живут.
Ну да ладно.
Юлик огорчился, конечно, моим переездом в другой конец коридора, но промолчал.
Все нужно было делать быстро. Переселившись, я сразу перешла к делам. Юлик уселся за стол уютной, правда, слегка загроможденной мебелью комнаты и приготовился записывать поручения. В начале нашего знакомства, помнится, он уверял, что и так, на слух, все запомнит, но быстро передумал. Всего-то пришлось пару дюжин заданий быстрым тоном проговорить и запретить переспрашивать, а после наказать за невыполнение. Теперь строчит в блокноте как миленький.
— Так, первым делом узнаешь, кто из ведуний был в лесу и проверял, чем тот болен. Где живут, что о них говорят. С ними нужно будет встретиться. Это можно узнать прямо в трактире, он доверху забит желающими с тобой поболтать. Хотя нет, это я сама узнаю, заодно чаю еще выпью, чего-то сладкого захотелось. Ты лучше про сброд этот у приисков разведай. Даже сыскарем быть не нужно, чтобы понять — именно оттуда у шантажа ноги растут. Про приисковых бродяг узнаешь у старосты. И еще, может, чего полезного вспомнит. И вообще, держи нос по ветру.
По выпученным глазам Юлика было видно, что он не совсем понимает, что значит «держать нос по ветру». Да, мою привычку использовать присказки старого мира здесь считают забавной, но в прострацию впадают, когда пытаются понять, что именно я имела в виду. А особенно их убивают цитаты из фильмов и песен, которые они никогда не видели и не слышали.
— О чем задумался-то, болезный? Узнай, как на прииски добраться и с кем там лучше говорить. Кто верховодит там, а кто дурак дураком.
— Все?
Ах ты, какой деловой тон. Интересно, почему меня постоянно подмывает его одернуть? Вроде ничем не провинился передо мною несчастный стажер, а сдерживаться приходится раз от разу сильней.
— Все. Узнай еще по дороге насчет нашей повозки и кучера, хорошо ли их разместили. Кучеру выходной дай, пусть отдыхает после дороги. И еще узнай, где можно нанять двуколку, наша слишком большая и громоздкая для местных дорог. А, еще напиши и передай письмо Макарскому, что мы на месте и приступили к расследованию. Докладывать будем по мере поступления информации, но не реже раза в трое суток.
