Он думал, что-то мелькало у него в глазах, какие-то расчеты и опасения.
— Если это будет для тебя безопасно.
Даже так? Ну пусть, не станем спорить.
— Хорошо. Безопасность за тобой, но слушаешься меня.
— Договорились.
Он с таким облегчением выдохнул, что прозвучало очень громко. Потянулся за компотом и выпил почти стакан. В горле, что ли, пересохло?
— Где наш уважаемый хозяин? — крикнула я. Надо же намекнуть, что разговор закончен.
— Мы идем!
— А вот и пирог! Сама пекла, по своему собственному особому рецепту. Ни за что не поверите! В тесте — с мукой толченая ягода, вкус м-м-м… — хозяйка несла пирог на круглом блюде с гордостью, как младенца.
Она счастливая. Вот смотришь сейчас — видишь одно только счастье, ничего бытового. Удивительно. Пирог был действительно вкусен, но увлекаться нельзя, нужно обговорить подробности.
— В качестве кого я отправляюсь завтра на прииски?
— Ты поедешь как женщина, с которой я встречаюсь. Это единственный шанс оградить тебя от приставаний, — нервно, насколько вообще он может нервничать, сообщил лесник.
Что-то такое я и предполагала.
— Значит, нужно попроще одеться, лучше даже плохо одеться, чтобы соблазна лишнего ни у кого не было.
— Нет, — качнул головой Волин.
— Почему это? — я опешила. Не столько потому, что он посмел сказать мне «нет», сколько по смыслу — почему же нет?
— Со мной не может прийти… некрасивая женщина, — нехотя сказал он и даже, кажется, поморщился.
— Ах, вот как? И какие же женщины с тобой обычно приходят? Княжны да красавицы заморские?!
Эта ненависть в голосе очень вовремя напоминает, кто есть кто. И бог с ним, что Юлик видит, а он не видел ни разу, чтобы я на деле эмоциями фонтанировала. Ну и пусть!
— Никакие.
— Что?!
— Со мной не ходят никакие. Но если бы пришла, она должна была быть красавицей, иначе приисковый люд не поймет. Когда имеешь особую репутацию, нельзя ее портить. Приисковиков можно контролировать, только когда они тебя боятся и уважают. Некрасивая женщина — потеря уважения. Я хорошо их знаю, колдунья, просто послушай меня.
— Он прав! — вступил староста. — Лесник не может заявиться с абы какой бабой. Только с красавицей, да такой, чтобы слюна капала. Иначе приисковые его уважать не будут.
— Так дело в уважении?
Волин снова коротко глянул в мою сторону. Так. Стоп, стоп, Катя, опять тебя несет.
— Да что вы, госпожа! — с жаром заговорил староста. — Волин помогает нам держать приисковый люд в узде! Не знаю, что бы без него с нами было. Я его даже хотел дружинником сделать в Хвощах, да только он ни в какую! Не хочу, говорит! Ушел в лес и сидит там. А у нас всего два дружинника на все Хвощи — одному век сравнялся, второму еще под стол ходить, что с них толку? Если бы не лесник…
— Не нужно, Хвощ.
Волин старательно стряхивал с коленей крошки.
— Ладно, я поняла. Выезжаем на рассвете?
— Да. Буду ждать во дворе. Транспорт найду.
— Тогда до завтра.
Мы с Юликом поблагодарили хозяев за ужин и ушли в таверну, а лесник остался. Видно, часто у них ужинает, его вон как привечают. И хозяйке приятно лишний раз кого-то порадовать своей домашней едой. Особенно вечно голодных подростков и одиноких мужчин. Такие женщины по доброте душевной всегда стараются осчастливить обездоленных одиночек мужского пола. Накормить, пожалеть. Небось и женить его хотела, подруг своих подсовывала да советовала.
Тьфу ты, пропасть! Изыди!
— Госпожа, вы какая-то странная в последнее время, — заявил Юлик.
— Чего это?
— Как будто… Как будто возненавидели этого лесника. Наверное, есть за что. Я тоже как увидел его, сразу подумал — дело нечисто. Здоровый больно, и морда как камень, да взгляд как у дикого волка.
— Да ты где волка-то дикого видал? — усмехнулась я. Тоже мне, увидал он!
— В детстве. Меня волк чуть в лес не утащил однажды, было мне года три, а помню как сейчас.
Ну вот.
— Извини, Юлик, не хотела напоминать. И грубить.
— Так вы всегда это делаете, — он пьяно улыбнулся, но глаза отвел. Разве он пил, вроде вина детям не наливали?
— Ну все, все. Спать.
Не хватало мне еще задушевных разговоров с юнцами. Вот заведет себе подругу сердечную, пусть ей и сказывает горести свои да радости.
Перед сном я по привычке умылась — люблю, чтобы на лице было ощущение свежести, — и легла спать. Одежду решила надеть ту же самую, хотя было у меня и на праздничный случай платье, но нет, пусть лежит. Конечно, порывы выпендриться были, но к чему? Перед кем? Доказывать леснику, что он самый большой глупец из живущих на белом свете? Зачем мне это?
А так для деревень с окраины Великих Северных лесов наряд очень даже ничего, приисковому люду сойдет.
День прошел не то чтобы сложный, просто из числа выматывающих, однако уснуть мне не удалось. Было то мягко, то твердо, то холодно, то жарко. Я ворочалась туда-сюда, вроде пару раз почти заснула — но нет, никак. И чем больше старалась, тем хуже выходило. В ушах звучали голоса, которые я слышала сегодня, — так бывает, когда ведешь дело и много раз прокручиваешь в памяти то, что услышал, просеивая и выбирая главное.
Сейчас громче всех звучал ЕГО голос. Он тревожил, как жужжание осы, которая может укусить, кружится над тобой и постоянно о себе напоминает. Я сунула голову под подушку, но, конечно же, не помогло. Потом на улице выла собака. Я даже встала посмотреть в окно. Правда, ничего не увидела, кроме пустого двора.
Думаю, это его собака, других во дворе не было. Сидит одна в сарае и воет от тоски, а ее хозяин где-то тут, до него всего ничего — несколько комнат.
Потом, через время, вой прекратился, и я думала — не оттого ли, что лесник пошел к своей собаке и успокоил ее? Погладил, почесал за ушами огромными ручищами и прогнал печаль-тоску прочь? Тогда, наверное, он был в своем номере, а не в комнате хозяйки трактира, чей муж должен вернуться только через неделю.
Но какая мне разница?
И снова голоса наплывали, наслаивались друг на друга, и даже Юлик то и дело влезал в их шепотки и кричал: «Меня утащил волк! Мне три года!», что, конечно, не соответствовало действительности.
Кошмарами я это бы не назвала, но и сном тоже. Промаялась всю ночь, толком не отдохнула. Когда загорелся рассвет, встала разбитой, а еще ехать далеко, а потом еще и шантажиста искать.
Ладно, делать нечего. Если похлопать себя по щекам да ледяной водой умыться, довольно легко сделать вид, будто все в порядке.
