— Ты соображаешь?
— Вроде да. Я принял меры.
Он медленным движением вытер лицо ладонью. Если присмотреться — рубаха мокрая, как и волосы, как и его проклятущая борода. Умывался, должно быть, холодной водой, чтобы хмель сбить.
— Кто живет в большой хижине без окон, что наискосок через два дома от этой? Вспоминай. Скорее всего, он тут не из последних, в почете. Занавески с вышивкой, пижон еще тот!
Волин чуть качнулся, устало вздохнул. Несло от него будь здоров, пили они что-то ядреное. Подозреваю, я от такого напитка сразу навернусь и буду храпеть в углу.
— В большой?
Он вдруг протянул руку. Это что? Не будет же он меня хватать? И что вообще…
Он взял с пола у моих ног мешковину, которая покрывала лежак Лапотника, и принялся разравнивать на полу, ближе к двери. Фух, надеюсь, он достаточно пьян, чтобы не заметить моей реакции. Не хватало еще, чтобы он думал, будто я его боюсь.
Создав себе подобие лежака, лесник тяжело сел на него, сложил руки на колени.
— Там живет Король.
— Кто?!
— Кличка у него такая. Король, — сипло сказал лесник.
Кажется, у него усталый голос. Что, так утомительно пить? В любом случае, придется ему еще поработать во благо страны, он обещал.
— Один живет?
— Да. Там его дом, никто не может входить без приглашения, если не хочет, чтобы морду начистили.
— Подходит. Так вот, план такой. Встаем на рассвете, забираем этого Короля, связываем и увозим в Хвощи.
— Зачем?
— Он преступник, которого нужно задержать. Ты способен мне помочь?
Его лицо будто волнами заходило.
— И что, если нет? Что, сама пойдешь задерживать? Сама сунешься в дом к здоровому мужику, который не побрезгует насилием, будь ты хоть сотню раз сыскарь?
— А ну осади лошадей-то!
Чего это он взъелся? А я чего?
Лесник сглотнул, опуская голову, и ответил ровно, как прежде:
— Хорошо.
— Я тебя разбужу, как рассвет будет близко.
Он лег на спину, заложил руки за голову, уставился в потолок.
— Не нужно, я сам проснусь. Привычка.
Раз дело решенное, можно и отдохнуть. Одеяла, в которых я спала по пути, все еще пахнут свежим сеном, приятно. Закутавшись, я посмотрела вперед — лесник лежал у двери слишком тихо для спящего. Думает о чем-то?
А что он говорил про привычки и что сам проснется?
— Эй, ты!
Хотела громко сказать, да побоялась — вдруг Лапотник под навесом услышит.
— Чего? — через время спросил лесник. Сна явно ни в одном глазу.
— Почему ты привык до рассвета вставать? Работа такая?
Он промолчал.
Да и черт с ним! Перевернемся на другой бок, там только стена, на которую смотреть незазорно.
Время текло, в комнате сгустилась темнота, которая приходит как раз за час-два перед тем, как воздух наполняется утренним светом. Всего два часа до момента, когда нужно вставать, а сна ни в одном глазу.
Что же такое опять? Выспалась днем? Или просто лежать неудобно, твердо как-то? Или просто не хочется спать в таком месте, опасно? Бог его знает!
— Катя.
Я как ворочалась, так и замерла на месте. Голос у него сонный, значит, успел заснуть. А я — нет.
— Спи спокойно, Катя.
Он глубоко вздохнул и снова заснул, ровное дыхание поплыло по комнате. А я теперь лежала, отчаянно прогоняя последствия его голоса. Три простых слова, которые ввинтились в меня, как сверло, и адски болели, три простых слова, которые мне должны были говорить каждую ночь перед сном, и я бы засыпала, умиротворенная и счастливая. Три слова… брошенные, как собаке.
К черту! Вернусь в Хвощи — отделаюсь от лесника, пусть староста другого помощника мне найдет. Однако, как ни странно, после я быстро заснула. Как днем, словно по приказу отрубилась.
— Колдунья…
Открыла глаза — темно. Вблизи кто-то сипит и неуклюже ворочается, как огромный неуклюжий зверь — вроде и рад бы затаиться, а не получается, размеры не позволяют.
— Вставай. Пора собираться.
Амбре в хибаре — хоть топор вешай. Благо я в одежде и сразу могу выйти глотнуть свежего воздуха.
На улице тихо и темно, хоть глаз выколи. Звездного света — только чтобы ноги не переломать, а колдовской огонь не зажжешь — местные сразу заметят. Они же как животные, чуть что не так — агрессия.
Из-под навеса доносится оглушительный храп. Хозяин хижины в случае чего первым и подскочит.
— Они не заподозрят? — тихо спрашиваю лесника. — В погоню не бросятся?
— Нет.
Коротко и емко, общаться лесник не в настроении. Впрочем, чему удивляться? С похмелья заставили куда-то ехать, да еще руки кому-то заламывать.
— Садись.
Едва в кусты успела сбегать, лесник уже лошадь запряг и на дорогу вывел. Довез меня до выезда из нагромождения хибар и остановился.
— Жди здесь.
— Ты за ним? Возьми меня с собой, я помогу.
— Нет.
Не дожидаясь ответа, он спрыгнул на землю и, тяжело ступая, направился к высокому дому, чья крыша торчала над остальными.
М-да, вежливости, в отличие от физической силы, в нем явно не прибавилось. Да плевать, пусть сам идет и вляпается! Сяду тогда да поеду обратно в Хвощи. И рука не дрогнет.
В темноте было плохо видно даже моим улучшенным сыскарским зрением, но постепенно становилось светлее, вот-вот рассвет. И нужно будет решать: либо уезжать, пока меня не увидели остальные приисковики, либо ждать до последнего. Думаю, первый вариант определенно выигрывает.
Впрочем, выбирать не пришлось. Лесник показался вовремя, беззвучно вышел из темноты, на плече у него лежал огромный сверток. Подойдя к телеге, он перекинул сверток, бросил его поверх угля. Я разглядела лицо завернутого в одеяло и связанного человека — щеголеватые усики, разбитая губа, глаза закрыты. Без сознания.
— Орать не будет?
— Очнется, когда далеко будем, там пусть орет на здоровье.
Забравшись на облучок и попутно отодвинув меня плечом, лесник взялся за вожжи, и мы двинулись в обратную путь-дорогу. Вначале медленно, после все быстрей и быстрей. Я то и дело оглядывалась на арестованного. Да уж, с таким помощником, как лесник, будь он у меня на посылках ранее, я без труда вышла бы в число лучших сыскарей отдела. Как лихо он его взял! Ни звука лишнего, ни шума. Как будто всю жизнь этим занимался. Боюсь представить, как все закончилось бы, явись я сюда с Юликом!
Лесник, однако, моего радужного настроения не разделял, выглядел мрачно и хмурился. Спросить бы, что не так, но с какой стати? Кто он мне? Так, случайный попутчик, с кем дело свело. А после так же разведет, пусть он хоть трижды крут.
