Выглядел лесник, кстати, тоже не ахти. Хмурый, опухший. Пил с Юликом всю ночь напролет? Или спал неспокойно, без меня-то?
Тьфу ты, напасть!
Лесник ступил вперед, с усилием раскрывая глаза.
— Доброе утро. Готова?
— Да.
— Это моя псина, Ачи. Ачи, иди сюда.
Собака тут же подбежала, виляя хвостом так, что чуть не подпрыгивала.
— Ачи, эта колдунья пойдет с нами. Помогай ей и не обижай. Она тебя тоже не обидит.
Собака с любопытством покосилась на меня, будто поняла. Ну уж нет, с собакой здороваться я точно не собираюсь.
Лесник тем временем закинул на одно плечо свой мешок и протянул руку к моему:
— Давай вещи понесу.
— Зачем?
— Давай, колдунья, не спорь. Иначе не успеем дойти, устанешь с непривычки, придется в лесу ночевать.
Вместе с ним, рядом, у одного костра? Ну уж нет. На мешок, неси, раз так охота.
Он молча закинул его на второе плечо и пошел по дороге. В пыли четко отпечатались следы сапог. Ачи понеслась за ним как оголтелая, правда, без лая.
Рассвет был темно-розовым, как ягодный сок. И спокойным. Такое спокойствие только в деревнях и бывает, там жизнь словно иначе течет, медленно и плавно. После города непривычно тихо, умиротворяюще.
В лесу, однако, было почти темно, а уж заросло все как! Уже через полчаса я радовалась, что отдала вещи и не цеплялась за все подряд еще и сумкой. Заросший подлеском лес — это вам не город с выложенными колдунами дорогами. Почему же на Эруме нет вертолетов? Вот было бы здорово — долетел за часик куда нужно и к вечеру уже дома. Так нет, топай, Катя, по лесу!
Зато переживать да много думать о всяком-разном некогда. К обеду я устала так, будто землю на мне копали, а лесник топал впереди как ни в чем не бывало, и Ачи носилась вокруг, словно заведенная.
Когда я почти падала, был объявлен привал. Все, если разрешено сесть, с места в ближайшие несколько минут не сдвинусь, пусть хоть что происходит!
Ачи улеглась неподалеку, вывалив язык и посматривая на меня умными глазами. Опасается, не подходит. Битая, похоже. Лесник тем временем методично готовил стоянку — расчистил траву, собрал хворост, накрыл стол.
Заранее было договорено, что о пропитании позаботится лесник. Это дело обычно доверяют женщине, но староста предложил все заботы на Волина взвалить. Я согласилась. Что я, дурная, что ли, отказываться?
Придраться было не к чему — опять он взял именно то, при виде чего слюна чуть не капала. Пухлый белый хлеб, мягкий сыр из творога и мясистые помидоры. Выложил все на чистое полотенце, порезал и сделал приглашающий жест. Угощайся, мол.
Это жутко приятно, когда ты ничего не делаешь и тебе слова никто против не говорит. Федор предпочитает работать вместе. Общее дело вроде как сплачивает. Может, и так, но иногда хочется просто бездельничать. Просто забыть обо всем и чтобы кто-то другой о тебе позаботился.
Еда была такой вкусной, что хотелось закатить глаза. А после жутко захотелось спать. Ну, это как обычно.
— Ложись, отдохни.
— А?
Я почти подскочила, тараща глаза на окружающую зелень.
— Отдохни часик, время есть. Я разбужу.
Он расстелил мне одеяло, второе расправил и положил сверху, в качестве подушки под край одеяла сунул мою сумку.
Не знаю даже, плакать или смеяться.
— Ачи, иди есть.
Собака вскочила и понеслась к леснику, который достал небольшую кость и недоеденный пирог в бумаге и положил перед ней.
Надо же, меня он накормил прежде своей собаки. Вероятно, я выше по шкале ценностей.
А, к черту все. Раз хочется полежать, почему бы и нет?
Я вытянулась на одеяле и закрыла глаза. Уже и забыла, как хорошо спится на свежем воздухе. Надеюсь, он меня во сне не прибьет — последняя моя мысль.
Проснулась я тоже сама. Птичий щебет стал громким и навязчивым, над ухом зудело какое-то насекомое, в общем, пора вставать.
Широкая спина лесника сразу бросилась в глаза. Он сидел неподалеку, к нему прислонилась Ачи, которую лесник чесал за ушами и гладил. И что-то ворковал над ней, иначе не скажешь. Надо же, он любит свою собаку. Меня не любил, собаку любит.
Я отчего-то нервно рассмеялась. Лесник тут же обернулся, рука осталась покоиться на собачьей холке.
— Нам не пора?
Пока я уединялась в кустах, Волин собрал вещи и молча пошел дальше. Ей-богу, меня бесят его спокойствие, невозмутимость и обходительность. Кажется, передо мной другой человек. Но это же он, мой неудавшийся суженый. Годы прошли, но память не стирается. Расчет, все его действия просто расчет.
Так, вернемся к делам, этот способ не скатываться в глупые мысли оптимален.
— Ладно, лесник, расскажи, что ты думаешь? Что с лесом твоим происходит на самом деле?
Он довольно долго подбирал слова. Осторожно заговорил:
— Не похоже на болезнь. То есть болезнь, которая вдруг может появиться из ниоткуда. Я думаю, это дело рук человека.
— Колдуна?
— Да, скорее всего.
— Некий колдун напустил порчу на лес и убивает его, причем болезнь идет, как круги по воде, все дальше и дальше? Зачем?
— Этого я не знаю.
— Ты когда-нибудь слыхал о чем-то подобном?
— Нет, ни разу. Поверь мне, колдунья, меньше всего мне хотелось кого-нибудь в это дело вмешивать. Но мне не узнать самому, а ждать нельзя — лес гибнет.
— Что с твоей собакой? Кто ее подрал?
Если он и удивился резкой смене темы, то виду не подал.
— Ее лисы чуть не задрали, когда она щенком была. Не знаю, как она ко мне доползла, видимо, в лесу кто-то бросил. С тех пор у меня и прижилась.
Да уж, история как из учебника: «проникнись моментом и пожалей этого доброго человека». Чего он добивается, интересно?
— Сколько бы ты ни делал вид, будто изменился, я в это не поверю. Местных ты, может, и сможешь обдурить, но не меня.
Он не оглянулся, голову разве что ниже опустил.
— Пусть так и будет, колдунья, как ты сказала.
Не такого ответа я ждала. Хотя какого? Что он ощерится гнилыми зубами и проскрежещет — да, я притворяюсь, а на самом деле режу и жру людей в своей сторожке? Зубы у него не гнилые, и людей он явно не ест. Я спрашивала у старосты. Единственный, кто пропал за последние четыре года, — мужчина, да и тот, скорее всего, просто сбежал от беременной подруги.
Боже, боже, о чем ты вообще думаешь?
Как там Федор, к примеру, не задумывалась? Всем ли рассказал о предстоящей свадьбе? Ждет ли меня обратно?
