Травка тоже болтала с одним из сыскарей — Заревым, он самый молодой, всего пару лет отработал. И он поддерживал беседу, конечно, но без особого интереса. Травка же как заведенная смеялась все громче и наклонялась к нему все ближе. Ах, молодость! Молодость да наивность, счастливое время, где же ты? Как бы мне хотелось вернуться туда, в незнание.
Тогда-то и появились огневойки. Слишком расслабились мы. Многие выпили, да и костер разбрасывал горящие угли… В общем, не сразу сориентировались.
Очень красиво они приходят, похоже на салют моего мира. Разве что размер поменьше и вызывают они не восторг, а ужас. На фоне пылающего костра заметить их не так-то просто, да и вой на открытом воздухе не так хорошо слышен, как в помещении.
Однако наличие множества сыскарей на одной поляне сыграло свою роль. Все вскочили, дружно ставя колпаки, а после бросились к жителям заимки, которые только-только начали соображать, что происходит.
Я бросилась к Лельке, ее колпак огневоек долго не выдержит, слишком слабый, тем более к ней уже прибились подросток и женщина с маленькой девочкой. Очередная огневойка взорвалась и зашипела оседающими углями у них прямо над головой — воплей-то сколько!
Все, успела. Лелька с облегчением вздохнула и расслабилась, отпуская свой колпак, потом обняла мелко дрожащего подростка, который еле на ногах стоял.
— Мама, — шептал парень.
— Где?
— Дома осталась.
— Хорошо. Не переживай за нее, огневойки только тут, у костра.
Сыскари довольно быстро сбили оставшихся людей в кучи, но суета все же была. Мимо пробегала Травка с глазами как монеты, и пришлось выпрыгивать и затаскивать ее к нам, под колпак. Она дико посмотрела, но, кажется, даже меня не узнала.
Лесник подошел сзади: он двигался быстро, но без паники. Сам скользнул под купол, остановился рядом. На рукаве в районе локтя его рубашка была черной, но без прожженной дыры, значит, краем только зацепило.
— Катя, ты в порядке?
Протянул было ко мне руку, как будто хотел ощупать, да осекся.
— Я нормально. А ты?
— Я?
Он вдруг как очнулся, вспомнил, кто тут колдунья и кто людей может колпаком накрыть. Вовсе не безродный солдат, которого лишили колдовской силы. Он сжал губы и резко опустил глаза. Лелька откашлялась, отвлекая внимание на себя.
— Вот и конец празднику! — довольно бодро заявила.
— Уже в который раз огневойки нападают на праздник, ты замечала? — спросила я. Нужно попробовать подбить статистику, потому что с нападением на одного-двух людей я сталкивалась куда реже, чем с нападением на группу празднующих. Причем именно празднующих. На солдатские учения или строительство, когда тоже вроде много людей собирается вместе, огневойки не нападали. Как будто стремились именно веселье испортить.
— Все живы?
Рядом возник Макарский, оглядел нас и остался доволен.
— Похоже, с праздником все, конец. Как последние пчелы погаснут, по домам разойдемся.
Так и сделали. Только заглох последний вой и погасла последняя летающая искра, сыскари стали провожать народ, который еще не отошел от нападения, по домам. Макарский увел нашу группу, оставив только меня, Лельку и лесника.
— Я пойду, раз все в порядке? — негромко спросил тот.
— Конечно иди.
Он что, разрешения у меня спрашивает? Странный какой. И снова заминка, как будто хотел о чем-то сказать, но только сглотнул и ушел.
— Ну что, спать? — спросила я, пока глаза смотрели ему вслед. Лесник шел разбитый, тяжелой, уставшей походкой. — Чего это он?
— Хм, — Лелька повисла у меня на руке. — Ты вроде тетка взрослая, глаз как стрела, а тут словно слепая тетеря. Наверное, расстроен, что не может защитить женщину как привык, колдовской силой? Это, должно быть, очень страшно — видеть, что ей грозит опасность, а сделать ничего не получается.
— Кому ей? — уточнила я. — Мне или девчонке этой влюбленной?
— А ты права! — вдруг оживилась Лелька, заулыбавшись.
— В чем?
— Да во всем! Ну ладно, пошли спать, утром вставать рано. Нужно с порчей работать, пока время есть. Скоро ведь домой. Надолго мне тут задерживаться нельзя, думаю, послезавтра вместе и уедем.
— Послезавтра?
Я даже остановилась. Так скоро?
— Ну да. Макарский сказал, сыскари послезавтра уже домой.
Он действительно говорил, еще утром, но я как-то не приняла к сведению. Уехать? Еще немного — и в путь-дорогу? Прочь от поек, которыми полны здешние леса? Прочь от просторов? От тишины и местного вкусного хлеба?
Ночью мне не спалось. Я то и дело порывалась встать и куда-то идти, но вовремя вспоминала, что рядом на полу спит Лелька. Даже наступила на нее пару раз. На третий она вздохнула и села, открыв глаза.
— Ты чего не спишь, Катя?
— Не знаю я. Не спится, и все.
Даже просто заставить лежать себя на кровати было очень сложно. Я ведь устала, очень устала, и пока ходили в порчу, и от огневоек закрываться… Но спать не могла, хоть ты тресни! Как будто не на том месте сплю, что ли.
Вот и подруге спать не даю.
— Можно я на улицу пойду?
Спрашиваю Лельку, будто она моя начальница или мама.
— Конечно. Давай я с тобой?
— Не нужно, я же вижу, ты хочешь спать.
— Ну ладно, только аккуратно, не наступи на меня. И так руку отдавила, — забурчала она, закутываясь в одеяло.
— Извини.
На улице было очень свежо, в тонкой рубашке я почти сразу замерзла. И темно. И тихо, но не мертвой тишиной, как в порченой зоне, а нормальной ночной тишиной — все равно кто-то бегал, кто-то летал, ползал и жил. Казалось, неподалеку лает собака. Похоже на Ачи, хотя все собаки одинаково лают.
Не знаю, сколько времени я просидела на крыльце. В дом вернулась, вроде еще темно было, но не успела заснуть, как светать начало. Единственная радость — пойка пела. Так близко, словно над головой летала. В Гораславле этого сладкого пения не будет.
Конечно, я не выспалась, а встать пришлось рано — комната в доме одна, не станешь же спать, когда остальные поднялись и завтракают. А мне и кусок в горло не лез, разве что чая пару кружек выпила. Лелька смотрела на меня и о чем-то думала. Хоть бы лечения какого не предложила, я ведь здорова, только устала немного.
— Надо бы Макарского найти, — сообщила я после завтрака.
Тяжело среди женщин, у которых оказались общие интересы и проблемы — семьи, дети, мужья. Поговорить им, в общем, есть о чем. Чувствуешь себя ущербной какой-то. В нашем цивилизованном мире, откуда я родом, было принято жить в свое удовольствие. Зачем муж и дети, если можно самой неплохо зарабатывать, путешествовать и не париться пеленками, вычеркивая из жизни годы, необходимые на роды и воспитание потомства? А для тела можно завести друга, с которым пересекаешься пару раз в неделю, а после «дела» он просто встает и уходит домой.
