– Платоша велел передать, что ты можешь посидеть дома недельку-другую, пока все не уляжется, – вспомнил Яша Сидоров, нежась под ее рукой. – Некоторые из граждан настроены против тебя, но это ничего, мы сумеем защитить нашу Жанну…
Втроем они довольно быстро управились с виски.
– Слушай, а почему ты не поешь? – спохватился Айхенбаум. – Ты же должна петь?
– С чего бы это? – удивилась Жанна.
– Ну как же! У тебя же мать эта… известная певица вроде!
– Ксения Дробышева, – подсказала Жанна.
– Вот-вот! Кстати, почему ты не Дробышева, а Ложкина?
– Потому что у моего папы фамилия – Ложкин! – засмеялась она и принесла из другой комнаты гитару. – У меня ни слуха, ни голоса… «Мы себе давали слово – не сходить с пути прямого… Вот новый поворот, что он нам несет – пропасть или взлет? Омут или брод…» – отчаянно заголосила она, бренча по струнам.
– Нет, это невозможно… – покачал головой Руслан Айхенбаум и отнял у нее гитару. – Ты очень красивая женщина, Жанна, но ты действительно не певица.
Он сел напротив в кресло, медленно провел рукой по струнам. Потом запел негромко, приятным глуховатым голосом:
– Утро туманное, утро седое…
Руслан спел один романс, потом другой. За окнами давным-давно была ночь, и в какой-то момент Жанне вдруг показалось, что все произошедшее накануне было сном. На самом деле никакой трагедии не было, и вообще, ничего не было – ни свадьбы, ни ее бегства, ни телефонного разговора с Юрой… Только она, и только двое ее друзей – сидят себе мирно, болтают, поют, напиваются потихоньку – словом, все как всегда…
– Как же я вас люблю! – вздохнула Жанна. – Если б вы знали… Русик, Яша – самые лучшие на свете.
– Тогда зачем тебе Пересветов? – обиженно произнес Сидоров. – Сама же говоришь, что мы – лучше. Выходи за нас, а? Я, между прочим, официально делаю тебе предложение!
– Я тоже делаю тебе предложение… – сказал Айхенбаум, продолжая перебирать гитарные струны. – Выходи за меня.
Это была одна из обычных тем.
– Хорошо, – сказала Жанна, немного подумав. – Я согласна.
– И? Ну, кого ты выбрала?
– Вас. Тебя, Яша, и тебя, Русик.
– Жанна, ты опять! – с досадой воскликнул Сидоров. – Так нечестно! Ты должна выбрать кого-то одного…
– Зачем? – искренне удивилась она. – Что там, виски кончилось?..
– Виски кончилось, приступаем к коньяку, – мрачно ответил Айхенбаум, откручивая пробку от очередной бутылки. – Яшка, отстань от нее. Она Пересветова любит. Это пыльное чучело…
– Ты ревнуешь! – засмеялась Жанна.
– Это правда, – спокойно ответил он. – У меня иногда такие мысли странные бывают…
– Какие мысли? – с любопытством спросила она.
– Уехать бы куда-нибудь. Далеко-далеко… Я Яшке уже говорил об этом. И не просто уехать, а еще заняться чем-нибудь таким…
– Ты меня пугаешь, Русик. Чем заняться?
– Я не знаю… – усмехнулся он. – Ну, например, записаться во французский Иностранный легион. Стать наемником. И воевать где-нибудь в Сомали, в Кот-д’Ивуаре…
– Где?!
– Послушай, Русик, и у нас в стране полно «горячих точек», – возразил Сидоров. – Зачем тебе Иностранный легион? Это непатриотично.
– Дело не в этом… – мрачно произнес Айхенбаум. – Я же сказал – далеко-далеко.
– А если убьют?
– Ну и пусть. Значит, судьба такая.
– Все, Русику больше не наливать! – несколько нервно засмеялся Сидоров. – У меня, может, тоже мечта – в садоводы пойти… И что теперь – бросить все, уйти в поля? Так теперь?
– Да, – бесстрастно ответил Айхенбаум.
– Дурак, ну дурак…
– А я в детстве мечтала быть дрессировщицей тигров… – задумчиво пробормотала Жанна.
– Теперь ты нас дрессируешь, – вздохнул Сидоров.
– Станцуй, Жанна… – Руслан Айхенбаум тяжело поднялся из кресла, отставил гитару. – Станцуй со мной, а? В том платье.
– И со мной! – встрепенулся Сидоров. – Пока мы еще на ногах стоим…
– Хорошо, – сказала Жанна. – Айн момент…
Она переоделась в гардеробной, припудрила разгоряченные щеки. В висках слегка шумело. «Что я делаю, господи, что я делаю…»
Вышла к ним через десять минут – в том же виде, что была на свадьбе Юры. Сидоров перебирал диски у музыкального центра:
– Вот, годится…
Заиграла медленная мелодия.
– Русик, сначала с тобой…
Жанна с Русланом Айхенбаумом медленно закружились по комнате. Он прижимал ее к себе нежно, крепко и, как ни странно, очень хорошо держался, словно и не пил совсем. От него веяло горячим, влажным теплом.
– Русик…
– Что?
– Не ходи в Иностранный легион.
– Ладно. – Он прижал ее чуть крепче, закрыл глаза. На виске у него пульсировала какая-то жилка.
Потом она танцевала с Яшей Сидоровым.
– Почему жизнь так неправильно устроена?..
– О чем ты, Яша?
– О том, что ты любишь Пересветова, а я люблю тебя.
– А Нина любит Юру. Бедная Нина… – пробормотала Жанна, уткнувшись в его плечо. – Мне ее очень жаль!
– Перестань, – Сидоров слегка встряхнул ее. – Никакой любовью там и не пахло!
– Ну что ты говоришь…
– Это правда! Неужели ты не поняла, что это был чистый расчет с ее стороны?.. Она хотела замуж и сделала все, чтобы женить на себе Пересветова! Все это видели, все это знали.
– Я не знала.
– Это потому, что ты другая… Ты живая, – прошептал ей на ухо Сидоров. – В тебе нет расчета. Ты или любишь, или нет.
Руслан поставил другой диск, с модной этнической музыкой, быстрой и зажигательной. Теперь они плясали втроем, выделывая какие-то немыслимые коленца…
Потом Руслан с Яшей сидели на диване, а танцевала одна Жанна, не замечая ничего вокруг, впав в какое-то странное исступление. На ее лице была неподвижная улыбка, в глазах стояли слезы.
Руслан Айхенбаум вскочил, схватил ее за запястья.
– Все. Жанна, все…
– Русик, пусти ее, – вступился Сидоров.
– Отстань, – мрачно произнес Айхенбаум. – Вообще, вали отсюда…
– Сам вали! Я тебе ее не отдам.
– Да ты… – Еще чуть-чуть, и они бы подрались.
– Все, хватит! – закричала Жанна, едва держась на ногах. – Оба! Оба – вон! Я вас сюда не звала!
– Жанна, ты должна выбрать, – нетвердым голосом произнес Сидоров. – Так больше жить нельзя, ты понимаешь?..
