Солдатская секция заседает отдельно от всех – она не поместилась в тринадцатый зал к рабочим. Председательствует среди солдат адвокат Николай Соколов, вчерашний друг Керенского, тот самый, который недавно организовывал коллективное воззвание столичных юристов против дела Бейлиса. Солдаты, один радикальнее другого, по очереди выходят на трибуну, уходят под аплодисменты. Соколов успевает только стенографировать выступления.
Солдатские депутаты уверены, что к городу движутся гвардейцы во главе с генералом Ивановым, что офицеров надо разоружать, потому что они могут предать и перейти на сторону царя, что Временный комитет Думы пытается внедрить старые порядки, а этого допустить нельзя. Солдаты требуют передать власть от офицеров выборным солдатским комитетам, которые отныне должны контролировать оружие, требует ввести равные права «нижних чинов» с остальными гражданами.
Этот наспех написанный текст Соколов относит в редакцию новой газеты «Известия Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов» – и называет написанное им воззвание «приказом». Наутро «Приказ номер один», обращенный к солдатам столичного гарнизона, выйдет в газете и будет тиражироваться отдельными листовками. Петросовет будет распространять текст «приказа», в первую очередь думая о том, чтобы не допустить верные Николаю II войска в столицу и предотвратить подавление восстания генералом Ивановым. Но никто не обратит внимания на то, что «приказ» обращен только к Петроградскому гарнизону, всем солдатам Российской империи он даст один сигнал: теперь можно не подчиняться офицерам. Сила «приказа», опубликованного в газете, окажется огромной. Офицеры будут говорить, что этот приказ разрушает армию. Но члены Петросовета утверждают, что решение было принято осознанно, – в противном случае, опасались они, произошла бы контрреволюция и немедленная реставрация.
Членов Временного комитета «Приказ номер один» повергает в ужас: «Кто это написал? Это они, конечно, мерзавцы. Это прямо для немцев… Предатели… что теперь будет?» – кричит Родзянко. В этот момент предпринимать что-либо уже поздно – листы с текстом уже расклеены по всему городу.
По словам Василия Шульгина, обессиленные бессонными ночами члены Временного комитета будут уговаривать членов исполкома Петросовета спасти офицеров от расправы. «Неужели вы в самом деле думаете, что выборное офицерство – это хорошо?» – спрашивает сам Шульгин у председателя исполкома Чхеидзе.
«Он поднял на меня совершенно усталые глаза, – вспоминает Шульгин, – заворочал белками и шепотом же ответил, со своим кавказским акцентом, который придавал странную выразительность тому, что он сказал: "И вообще все пропало… чтобы спасти… чтобы спасти – надо чудо… Может быть, выборное офицерство будет чудо… Может, не будет… Надо пробовать, хуже не будет… Потому что я вам говорю: все пропало"».
Реформы генерала Алексеева
Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Михаил Алексеев, который еще вчера контролировал императора, теперь мучается от невозможности связаться с ним. К Алексееву, лежащему с высокой температурой в Могилеве, стекается информация о ситуации в стране. «В Москве полная революция», – докладывает начальник Московского военного округа. Из Кронштадта сообщают, что командир порта убит, в городе анархия. Балтийский флот признал власть Временного комитета Государственной думы.
«Если мне предложат выбирать между Государем и Россией, я выберу Россию», – говорил в конце 1916 года генерал Брусилов, взбешенный тем, как бесславно закончилось его наступление, и готовый гипотетически выбирать между родиной и императором. К концу февраля 1917 года под этими словами готовы подписаться почти все офицеры. Главный приоритет для военных на фронте – победа. Ради нее они готовы на все, в том числе не подчиниться императору. Генерал Алексеев 1 марта уже понимает, что армии угрожает анархия, с которой победить Германию не удастся. Эти слова он раз за разом повторяет в телеграммах императору.
Днем 1 марта Николай II наконец прибывает в Дно, где назначена встреча с Родзянко. Однако тот опаздывает, поэтому Николай едет дальше, в Псков, в штаб Северного фронта. Алексеев подробно телеграфирует в Псков, описывая все ужасы, которые повлечет за собой бездействие, и просит императора назначить главой правительства «лицо, которому бы верила Россия». Вечером, когда Николай II прибывает в Псков, офицер штаба передает императору общую просьбу Алексеева и великого князя Сергея назначить главой нового правительства Родзянко.
Весь вечер командующий Северным фронтом генерал Рузский, с телеграммами Алексеева в руках, беседует с императором, убеждая согласиться на правительство народного доверия. Рузский пытается уговорить императора пойти на уступки Комитету и «сдаться на милость победителя». Однако тот по-прежнему ничего и слышать не хочет.
Генерал выходит из себя и прямо говорит, что Николай сам довел страну до такого положения, прежде всего приблизив к себе Распутина. Император и его ближайшее окружение шокированы такой дерзостью. Адмирал Нилов, пораженный разговором, запирается в своем купе на сутки. Он считает, что император должен разжаловать Рузского, арестовать и расстрелять, поставив на его место лояльного человека, – и все наладится.
В половине одиннадцатого ночи 1 марта Алексеев присылает императору готовый текст манифеста о назначении Родзянко премьер-министром. Николай II говорит Рузскому, что согласен подписать его. Тут же из Пскова звонят в Таврический дворец, просят председателя Государственной думы срочно приехать к императору. В ответ из Петрограда сообщают, что Родзянко не приедет.
Однако императора гораздо больше тревожит не это, а то, что он не может попасть в Царское Село к своей семье. «Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства всё время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!» – пишет он в дневнике.
Вечер 1 марта становится переломным не только для Петрограда, но и для императора с его окружением. До этого момента они были уверены, что у них есть в запасе крайняя мера – потопить революцию в крови. То, что солдаты откажутся стрелять по восставшим, никому не приходило в голову.
Либералы против социалистов
Председатель Думы действительно не может никуда приехать. Сейчас он чувствует себя еще менее уверенно, чем все предыдущие годы, когда каждый день он ждал, что царь распустит парламент. В момент, когда 27 февраля Керенский у него на глазах арестовал председателя Госсовета Ивана Щегловитова, Родзянко понимает, как шатко его собственное положение. Для адвоката Керенского бывший министр юстиции Щегловитов – личный враг, а для гофмейстера двора Родзянко – свой. Все происходящее в Петрограде для Родзянко, как и для многих других членов Государственной думы, кошмар и хаос. Они боятся толпы, которая сейчас громит чей-то особняк, а завтра может пойти к ним.
Символ этой угрозы, которую таит в себе революционный Петроград, – Петросовет. Этот никем не выбранный орган, заседающий в Таврическом дворце и привлекающий революционеров на свою сторону, представляется депутатам Думы просто бандой опасных самозванцев.
