Ко мне в дивизию приехал прокурор армии (командующий 8-й армией Стариков остался верен своим угрозам), чтобы расследовать причины невыполнения приказа командующего армией о вводе в бой 14 августа одного полка. Прокурор довольно быстро провел расследование и уехал обратно в армию, ничего, видимо, не обнаружив преступного в моих действиях. Вскоре для получения указаний меня вызвали на КП командующего 54-й армией генерала C. B. Рогинского, в армию которого мы снова возвращались. Я был этому несказанно рад. Оперативное отделение и начальник штаба дивизии оставались на НП дивизии, чтобы закончить оформление акта сдачи боевого участка командиру 18-й дивизии. После этого они должны были прибыть на новое место расположения.
Получив указания от командующего 54-й армией, я возвратился на новое место КП дивизии в поселке № 8. Не найдя там полковника Кованова с офицерами оперативного отделения, я забеспокоился, так как дивизия по приказу командующего 54-й армией должна была сосредоточиться в назначенный срок в новом районе. Чтобы выяснить, почему до сих пор на новом НП нет офицеров штаба, я немедленно отправился на старый наблюдательный пункт. Пока можно было, мы с адъютантом ехали на машине, когда дорога кончилась, пошли пешком. Вскоре на горизонте мы увидели аэростат противника и, маскируясь, лощинами и оврагами вышли к нашему старому НП. Все наши были там, ожидая акт, который допечатывала машинистка, чтобы, подписав, взять один экземпляр с собой. Только что сытно пообедав, с чаркой пайковой водки, Кованов, Карцев и Старостенко сидели в землянке и блаженствовали. Узнав, что задержка произошла из-за акта, который машинистка 18-й дивизии печатала одним пальцем, я ушел готовить дивизию к маршу по заданию командующего 54-й армией.
Аэростат противника все так же висел в воздухе, высматривая цели, но я благополучно добрался до нового КП. Не прошло и часа, как прибежал ко мне связист с докладом, что начальник штаба дивизии полковник Кованов с офицерами штаба, уходя из НП, попали под огонь артиллерии противника. Я бросился к машине и на полной скорости помчался к месту происшествия. Уже на месте я узнал, что группа офицеров штаба и связистов, всего человек десять, была накрыта беглым огнем артбатареи. В результате налета полковник Кованов и подполковник Карцев (начальник оперативного отделения) были убиты, майор Старостенко (начальник связи дивизии) тяжело ранен: он потерял ногу. Не выразить словами, как тяжело переживал я гибель своих боевых товарищей, главных моих помощников. Вместе с Дмитрием Павловичем Ковановым мы дрались еще в 140-й бригаде, а затем в 311-й стрелковой дивизии. Это был грамотный и очень исполнительный офицер. Оба они, и Кованов и Карцев, были прекрасно подготовленными офицерами, смелыми и скромными людьми. Все в дивизии тяжело переживали эту невосполнимую утрату. Их по-настоящему уважали и любили все офицеры штаба дивизии и командиры частей. Похоронили мы своих боевых товарищей на дивизионном кладбище в бывшем совхозе Ольгино, на высоком холме у реки Волхов. Могилы эти в настоящее время перенесены с берега реки в другое место, недалеко от новой шоссейной дороги Кириши — Глажево. Они хорошо огорожены и заботливо содержатся местной властью и жителями.
В боях под Мышкино и Мгой дивизия свою задачу выполнила. Когда мы уходили из 8-й армии, никто из ее начальников не сказал нам доброго слова: ни солдатам, ни офицерам, ни командованию дивизии. Много вражеских частей из многих пехотных дивизий, принимавших участие в этих боях, понесли громадные потери. Небольшая часть нашей территории под Ленинградом была освобождена. В этих боях мы приобрели бесценный боевой опыт.
Дивизия освобождает Кириши
Осень 1943 года
После окончания тяжелой Мгинской операции 8-й армии наша 311-я дивизия, сменив части 80-й стрелковой дивизии генерал-майора Абакумова, заняла свою старую полосу обороны: болото Соколий Мох — левый берег реки Волхов под Ново-Киришами. Ширина полосы обороны достигала 24 км. Шел сентябрь 1943 года.
С целью уточнения состава группировки противника перед полосой обороны дивизия приступила с первых дней к активным разведывательным действиям. Начальник разведки дивизии майор Шуляковский день и ночь находился в полках на переднем крае, организуя и проводя ночные поиски то на одном, то на другом участке обороны. Немцы тоже не бездействовали: они пытались нащупать слабые места нашей растянутой обороны.
28 сентября на участке 1069-го стрелкового полка фашистская разведгруппа численностью около 40 человек после короткого, но мощного артналета атаковала один из наших ДЗОТов, который обороняли бойцы 371-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона батареи лейтенанта Пряшникова. В момент атаки в ДЗОТе находились лейтенант Иван Андросов, лейтенант Дмитрий Никифоров и старший сержант Н. Михайлов — командир орудия. В результате короткой, но жаркой схватки три советских воина разбили превосходящую более чем в десять раз группу противника. Потеряв убитыми и ранеными около десяти солдат, гитлеровцы, несолоно хлебавши, обратились в бегство, оставив оружие, убитых и раненых. Они даже не успели подобрать труп убитого офицера. Успеху в отражении боевой разведки противника содействовал с фланга соседний ДЗОТ мл. лейтенанта С. Окунева, где отличился пулеметчик ст. сержант Сушинцев.
В результате наших поисков и отражений немецкой разведки мы установили, что перед нами находятся части противника, которые ранее занимали здесь оборону.
Однако 3 октября, за два часа до рассвета, мы провели очередной разведпоиск на участке перед Ново-Киришами. Наши разведчики удачно проникли в траншею и, забросав немцев гранатами, уничтожили целиком расчет пулеметной точки. Забрав документы у убитых и одного тяжелораненого, бойцы благополучно вернулись в свою траншею, хотя их преследовали огнем с соседней огневой точки. Мы с Шуляковским находились на переднем крае в траншее, наблюдая за действиями поисковой группы и их сигналами.
Просматривая документы немцев при свете карманного фонарика, мы установили, что все они принадлежат солдатам охранного батальона. Получалось, что на нашем участке немцы заменили части хорошо знакомой нам дивизии на охранные. Встал вопрос: перед всей ли полосой обороны произведена смена частей дивизии и куда девалась (61-я) пехотная дивизия, оборонявшаяся ранее на этом участке? Ответов пока не было.
На востоке уже чуть забрезжил рассвет, пока мы, рассматривая документы, стремились разгадать причину появления охранных войск на одном из наших участков обороны и очевидного вывода в тыл пехотной дивизии.
Вдруг на участке противника раздался довольно сильный взрыв. Вскочив на ноги, мы увидели клубы дыма над железнодорожным мостом. Немцы перебирались по нему на плацдарм в г. Кириши, который они удерживали на правом берегу Волхова. Этот мост был подорван еще в 1941 году, но, проложив балки, опоры и настилы между взорванным пролетом, немцы продолжали использовать его для пешего передвижения. Благодаря этому части противника, оборонявшиеся на левом берегу Волхова, были связаны с войсками на плацдарме правого берега.
Теперь все стало яснее. Противник решил пожертвовать Киришским плацдармом на правом берегу реки, который он упорно удерживал в течение двух лет: когда ситуация для него ухудшилась, он решил вывести оттуда свои части. Кроме того, можно было предполагать, что гитлеровское командование, в поисках дополнительных сил для переброски на другое направление, решило заменить пехотную дивизию охранными батальонами и на Киришском выступе (левый берег). Дело в том, что после Любанской операции 1942 года войска 54-й армии глубоко вклинились в оборону противника до рубежа Смердыня — Малиновка, вследствие чего образовалась большая дуга (выступ) с вершиной у Ново-Кириши. Для обороны этой дуги немцы использовали несколько дивизий. Напрашивался вывод, что противник, оставив плацдарм на правом берегу Волхова и заменив пехотную дивизию (а может быть, и несколько дивизий) охранными частями на левом берегу (на выступе), собирал силы для обороны или нанесения удара на каком-нибудь другом направлении.
