В поддержку Ганди выступили многие известные личности по всему миру, в том числе Бернард Шоу, Альберт Эйнштейн, Бертран Рассел, Ромен Роллан. Мировое общественное мнение было на стороне Ганди и его движения ненасильственного сопротивления. В Лондоне забеспокоились, наконец-то осознав масштаб проблемы. Английское правительство боялось, что аналогичные акции протеста могут распространиться на Индию и на другие британские колонии, и решило умиротворить протестующих индийцев Южной Африки. Да и само южноафриканское правительство начало понимать, что нельзя без конца держать в тюрьмах тысячи индийцев. Шахтовладельцы тоже роптали, поскольку терпели убытки от непрекращающихся забастовок горняков-индийцев. Британское правительство оказало давление на Боту и Смэтса, чтобы вынудить вождей буров к компромиссу с Ганди.
Смэтс включил в состав правительственной комиссии для ведения переговоров с Ганди завзятых расистов. Но теперь Ганди был куда опытнее, чем в 1908 году. И за ним стояло более ста тысяч индийцев Южной Африки. Незадолго до начала переговоров Ганди в очередной раз вышел из тюрьмы и, обращаясь к собравшимся на митинг индийцам в Дурбане, спросил, готовы ли они пойти под пули солдат, но отстоять свои права; готовы ли они разделить участь тех, кто уже отдал в борьбе свои жизни. И услышал в ответ многократно повторенное тысячеголосое «Да!»
Сначала Ганди попросил вывести из состава правительственной комиссии расистов, известных своей жестокой расправой с индийцами. Смэтсу пришлось уступить.
Переговоры длились четыре недели. Ганди держался уверенно и спокойно, отвергая неприемлемые или двусмысленно сформулированные статьи будущего соглашения.
Наконец 30 июня 1914 года Ганди и Смэтс было подписали соглашение, которое предусматривало аннулирование подушного налога на индийцев и отмену наиболее вопиющих расистских законов. Апартеид остался официальной политикой Южно-Африканского Союза, но соглашение Смэтс — Ганди было выдающейся политической победой индийской общины Южной Африки и ее лидера Мохандаса Ганди. Его двадцатилетняя деятельность по защите прав местных индийцев снискала ему международную славу.
Хотя полная свобода проживания, передвижения, торговли и собственности для индийцев разрешены не были и сам Ганди считал нереалистичным в тот момент добиваться столь широких прав, удалось заставить власти отменить одиозный трехфунтовый налог и узаконить индусские, мусульманские и парсийские браки.
Ганди писал о движении гражданского неповиновения в «Индиан опиньон»: «Эта сила, приняв всемирный размах, перевернет социальные идеалы, уничтожит деспотии и нарастающий милитаризм, под игом которого гнутся и стонут народы Запада и который грозит захлестнуть народы Востока».
В знак успешного завершения переговоров Ганди, не потерявший чувства юмора, подарил Смэтсу сандалии, сделанные им самим на ферме Толстого. Именно в такую обувь были обуты участники марша Наталь — Трансвааль.
Много лет спустя, в 1939 году, к 70-летию Ганди, генерал вернул ему сандалии в качестве дружеского жеста. В поздравлении Смэтс писал: «Должен откровенно признать, что его деятельность стала для меня тяжелым испытанием. Ганди… разработал новую технологию. Его метод заключался в намеренном нарушении закона и организации массового движения… Огромное число индийцев должны были сесть в тюрьму за противозаконное поведение, и сам Ганди добился — к чему, без сомнения, и стремился — периода покоя и отдыха в тюрьме. Для него все разворачивалось согласно его плану. Я же, гарант закона и правопорядка, оказался в ужасном положении, когда приходится соблюдать относительно непопулярный закон, даже если в конце концов придется потерпеть полное поражение в момент отмены этого закона».
А по поводу пары сандалий глава южноафриканского правительства с юмором заметил, что носил их каждое лето, хотя и не чувствовал себя достойным пойти по стопам «столь великого человека».
Оценивая итоги южноафриканской сатьяграхи, Ганди писал: «Победа могла быть достигнута только с помощью горняков». Теперь он хотел применить южноафриканский опыт в родной Индии.
18 июля 1914 года Ганди отплыл из Южной Африки и вернулся на родину, сделав остановку в Лондоне. С ним были Кастурбай и Калленбах.
Снова в Индии
Прежде чем навсегда покинуть Южную Африку и вернуться на родину, Ганди отправился в очередную поездку в Англию. Там его застало начало Первой мировой войны. Осуждая войну, Ганди, как подданный Британской империи, считал своим долгом не оставлять Англию в час испытания.
Когда пароход с Ганди пересекал Ла-Манш, стало известно о вступлении Англии в войну. Судно едва прошло между минными полями, которые были заложены вдоль всего пролива. 6 августа 1914 года оно вошло в порт и военно-морскую базу Саутхемптон. Англия к тому времени воевала уже два дня.
Среди индийских эмигрантов в Германии, Франции, США, Канаде, Англии, а также в самой Индии среди лидеров национального движения шли горячие споры о том, какую занять позицию в начавшейся войне, чтобы добиться свободы для своей родины. Немало индийских патриотов готовы были сотрудничать с правительствами центральных держав, воевавших с Англией, прежде всего с Германией и Оттоманской империей. Они создали в Берлине Комитет индийской независимости и издали манифест, объявивший войну Англии. На территории Афганистана было создано временное правительство Индии в эмиграции.
Но большинство деятелей национально-освободительного движения, включая Ганди, считали необходимым поддержать в войне Англию и, таким образом, убедить Лондон в необходимости предоставить Индии статус доминиона.
По своим убеждениям Ганди был противником войны, и, выступая в ней на стороне Англии, по его признанию, «всей душой стремился к тому, чтобы освободить от войны себя, свой народ и весь мир». Как и в Англобурской войне, Ганди собирался сформировать санитарный отряд. Осуществить этот замысел помешала болезнь, и Ганди вернулся в Индию. Позднее он осудил свое решение поступить на британскую военную службу. «Тот, кто добровольно пошел на службу в шайку разбойников возчиком или сторожем, чтобы охранять их добро, когда они идут на промысел, или же сделался их сиделкой, чтобы ухаживать за ними, когда они ранены, в той же мере виновен в разбое, как и сами разбойники. Совершенно так же тот, кто ограничивается уходом за ранеными в бою, в равной мере не может уйти от ответственности за войну».
Ганди, первоначально полагавший, что британская система правления поддается улучшению, позднее пришел к выводу о ее полной неприемлемости. Но в начале Первой мировой войны он еще верил в Британию и британские ценности. Британское правительство обещало Индии статус доминиона и представительство в имперских органах власти. Премьер-министр Англии Дэвид Ллойд Джордж в конце 1916 года согласился на участие представителя Индии в работе военного кабинета и имперской конференции.
9 января 1915 года Ганди прибыл в Бомбей. Ступив на родную землю, он был счастлив. В Бомбее его встречал Гокхале, специально приехавший из Пуны. Когда Ганди и его жене Кастурбай в Мадрасе устроили торжественную встречу, он, отвечая на приветственный адрес, сказал: «Если хотя бы десятая часть тех слов, которые содержатся в этом адресе, нами заслужена, то какими же словами вы намереваетесь охарактеризовать тех, кто пожертвовал своей жизнью и поэтому не может продолжить свою деятельность на благо ваших многострадальных соотечественников в Южной Африке? Какими словами вы собираетесь охарактеризовать Начапана и Нараянасвами — семнадцати— или восемнадцатилетних юношей, которые, воодушевляясь своей бесхитростной верой, перенесли все испытания, все страдания и оскорбления во имя чести своей отчизны? Какими словами вы собираетесь охарактеризовать Валлиамму, прелестную шестнадцатилетнюю девушку, которую выпустили из тюрьмы в Марицбурге только тогда, когда от нее остались кожа да кости и она уже горела в лихорадке, от которой скончалась месяц спустя? Вы говорите, что я вдохновитель этих великих мужчин и женщин, но я не могу согласиться с этим. Это они, простые, искренние люди, которые действовали, воодушевленные своей верой, не ожидая никакой награды, — это они вдохновили меня и дали мне возможность достичь того, чего я достиг… Это они заслужили тот венец, который вы хотите возложить на нас…»
