За Лэйнга вступились Милнер, Рикрофт и Винникот. Марион Милнер в своем письме к Учебному комитету говорила, что Лэйнг является весьма многообещающим молодым человеком, что работать с ним было для нее большим удовольствием, поскольку он никогда не искажал материал и никогда не судил с позиций какой-либо одной теории. Она полагала, что продление обучения Лэйнга еще на год будет «бросать тень на психоаналитическое общество, показывая нашу неспособность к гибкости по отношению к исканиям блестящего студента; в нашем случае, к человеку, который пропустил большую часть семинаров, однако был глубоко поглощен творческой работой по планированию независимого исследования и получению финансирования для него». Чарльз Рикрофт в своем обращении к Учебному комитету отмечал, что Лэйнг является самым интеллектуальным кандидатом, который когда-либо проходил у него анализ и супервизию, и что он представляет из себя гораздо больше, чем кажется на первый взгляд или чем думается ему самому. Одной из главных проблем психоаналитического общества Рикрофт поэтому называет то, что большинство кандидатов являются чрезвычайно пассивными. Поэтому Учебный комитет, на его взгляд, в данном случае должен проявить по отношению к этому студенту либеральный подход, тем более что в своих исследованиях тот показывает значительную новизну и уже имеет немалые достижения. Их поддерживал и Дональд Винникот, подчеркнувший, что «если сам этот человек не желает совершенствоваться, никакое продление ученическо-учительских отношений не будет иметь эффекта. По моему личному мнению (хотя я и не озвучивал его д-ру Рикрофту), д-р Лэйнг нуждается в освобождении от статуса студента, чтобы сделать следующий шаг в своем личном анализе, и это не только педагогический прием, который должен принести плоды»
[120].
24 октября 1960 г. Фанни Райд, ученый секретарь Учебного комитета написала на имя Чарльза Рикрофта достаточно длинное письмо:
Уважаемый доктор Рикрофт!
В ответ на Ваш запрос о докторе Лэйнге мы отвечаем Вам от имени Учебного комитета. Ученый секретарь мисс Хеллман и председатель Учебного комитета доктор Райд присутствовали на интервью доктора Лэйнга.
После анализа полученных знаний и клинической работы доктора Лэйнга интервьюеры, насколько они могли судить, пришли к заключению о том, что нет никакой необходимости задерживать получение доктором Лэйнгом квалификации. Они, однако, остались обеспокоены тем фактом, что доктор Лэйнг является, очевидно, возбужденным и больным человеком и выразили опасение в том, как это состояние обеспокоенности будет отражаться на пациентах, у которых он должен был взять интервью.
Во время интервью доктора Лэйнга обнаружилось много моментов, которые отчетливо показали, что он безответственно подошел к процессу обучения. Так, говоря о причинах прогулов лекций и семинаров, не упоминая курсов и имен, он сказал, что после обсуждения этих проблем «компетентный человек» посоветовал ему «ничего не говорить и надеяться, что не ошибешься». <…>
Принимая во внимание определенные обстоятельства, которые были на протяжении ряда лет причиной нерегулярного посещения доктором Лэйнгом учебных курсов, Учебный комитет полагает, что доктор Лэйнг в достаточной степени владеет базовыми знаниями и навыками. Учебный комитет также понимает, что квалификация присуждается в нарушение определенных условий
[121].
Лэйнг тогда страдал астматическими приступами, но в конце 1960 г. он чувствовал себя так отвратительно, как не чувствовал еще никогда. Врачи из Госпиталя Болингброка никак не могли поставить диагноз. Симптомы напоминали моноцитарную ангину, подозревали даже рак. Он был при смерти.
В сентябре 1958 г. у Лэйнга было уже пятеро детей. К трем дочерям добавились два сына, Пол и Адриан. Старшей дочери при этом не было и шести лет. Его обычный день состоял из посещения своего аналитика Чарльза Рикрофта (а иногда начало анализа стояло в 7.30 утра), работы в Тавистокской клинике, посещения лекций в Институте психоанализа, который, правда, располагался по соседству. К такому распорядку добавлялись еженедельные супервизорские сессии у Марион Милнер и Дональда Винникота. Лэйнг работал полные пять дней в неделю. Не нужно было забывать о чтении и работе над книгой. Для того чтобы успеть везде и всюду, Лэйнг обычно вставал в пять утра и вскоре уходил из дома, а возвращался около полуночи. Много времени при этом он тратил на дорогу в Лондон.
Его жена Энн оставалась дома одна с пятью детьми. В Лондоне у Лэйнгов не было родственников, друзей или знакомых. Няни или помощницы не было, не было и стиральной машины. Они оба очень уставали. Все это вызывало немалую напряженность. Что-то нужно было делать. Денег немного прибавилось, и Рональд, Энн и дети перебрались в многоквартирный дом на Прайор Корт, в новом районе на северо-западе Лондона, заселенном преимущественно рабочими. Теперь вокруг, по крайней мере, были соседи, и маленькие детишки Лэйнга были не одиноки, их можно было чем-то занять.
Книги и проекты
«Разделенное Я»
Вспоминая свои детские и юношеские мечты о карьере писателя, Лэйнг отмечал:
Я знал, о чем хотел писать. Я хотел выведать своего рода истину, стоящую за всем, что свершается в человеческом мире. Я знал, что то, что это за истина, я не узнаю, пока она не пробудится во мне. Почему человечество столь несчастно? Почему все мы смертны? Это данность. Неужели всегда будет так, неужели нельзя обойтись без отравлений, эпидемий, бомб, радиации, болезней, смерти, или судьба хуже смерти? Что не так? В чем дело? Что, черт возьми, происходит?
[122]
Лэйнг всегда хотел написать книгу В конце 1950-х гг. он был известен лишь немногим психиатрам и психоаналитикам. Среди его публикаций были только статьи. И вот, наконец, пришло время книги.
Первоначально работа «Разделенное Я» должна была включать две части: соответственно «Я» и «Другие», но издатели посчитали, что в этих частях речь идет о разных вещах и потому решили издать их отдельно как «Разделенное Я» и «Я и Другие». Правда, Лэйнгу пришлось их немного доработать.
Лэйнг начал писать «Разделенное Я» еще в Глазго. Первый машинописный текст был напечатан в отделении психологической медицины университета Глазго в Стобхилле. Остальное было отпечатано секретарем Тавистокской клиники, когда Лэйнг уже перебрался в Лондон. В целом, на первом году работы в Тавистокской клинике книга была уже готова.
Рукопись Лэйнг практически никому не показывал. Исключением стали Карл Абенгеймер и Джо Шорстейн. Абенгеймер был студентом Юнга и Ясперса и в то время работал психотерапевтом в Глазго. Он расценил книгу как недостаточно глубокое и зрелое исследование и советовал еще некоторое время поработать над ней. Шорстейн, по сути, придерживался того же мнения. На его взгляд, это была неплохая докторская диссертация по философии, которая должна обрасти практическими наблюдениями и стать основой более зрелой монографии.
