Что такое аббревиатура? Так принято обозначать слово, созданное путем усечения и соединения ряда слов (итал. abbreviatura, восходящее к лат. abbrevio — сокращаю). Уже из этого определения следует, что речь в данном случае идет о некой словообразовательной модели. Такое понимание дела порой позволяет исследователям видеть различие между аббревиацией как процессом создания новых слов (МЭРТ, МРОТ, психбольница) и графическими сокращениями, новых слов не создающими (обозначения типа «и т. д.» или средневековые написания под титлой).
Зачем создаются аббревиатуры? Однозначного ответа здесь быть не может. Движущими в этом процессе являются, на мой взгляд, две силы. Одна из них — принцип языковой экономии, другая — то, что в самой общей форме можно определить как стремление к сакрализации. Начну со второй.
Аббревиация возникла не сегодня. Это древнее и почтенное явление отмечено в ряде культур Востока, Греции и Рима. Там аббревиатуры представали в самых разных формах и обслуживали по преимуществу область сакрального. Иногда — тайного, которое, как известно, порой способно сакрализоваться. Во многих культурах святость явления предполагает его неназывание или, по крайней мере, неполное называние.
Если брать историю нашей собственной культуры, то феномен сокращения присутствует в ней прежде всего на уровне графическом. Священные слова — Бог, Богородица, Иисус Христос, Спаситель — писались в сокращении под титлой (титла — надстрочный значок, сигнализирующий о сокращении слова). Выпадали — или выносились над строкой — буквы из середины слова. И в графике, и в семантике этого явления мы были наследниками византийцев. Интересно в этом отношении слово «царь», получившее распространение с XV века и восходящее к форме «цAсарь» («цьсарь»). Есть основания полагать, что новая форма не в последнюю очередь связана с графическим обликом слова: принадлежа к именам сакральным, слово «цAсарь» писалось под титлой с выносной «с». Нельзя сказать, что вопросы экономии в древности не играли совсем уж никакой роли. В надстрочное пространство выносились окончания часто употреблявшихся слов (например, буква «е» в «рече»), частица «же» и еще кое-что, но — не экономия была в те эпохи определяющей.
Функция сакрализации или, скажем так, придания большей значимости сохранилась и в Новое время. В каком-то смысле именно она определила движение Татьяны Лариной, писавшей «На отуманенном стекле / Заветный вензель О да Е». И уж не знаю, что движет Б.Б.Гребенщиковым, когда он — явно не по размеру — примеривает на себя обозначение БГ. Новая сфера сакрального заставляла в первые десятилетия советской власти придумывать и имена-аббревиатуры: Долкап (долой капитализм), Мэлс (Маркс — Энгельс — Ленин — Сталин), Слачела (слава челюскинцам).
Совсем другая история — принцип языковой экономии. Именно он определяет характер подавляющего большинства сегодняшних аббревиатур. И хотя принцип этот также не новый, ведущую свою роль он получил менее столетия назад. Начало аббревиатурного бума — как за границей, так и у нас — принято относить к рубежу XIX и XX веков. Дореволюционные аббревиатуры имели относительно благополучный облик и были, как правило, произносимы. В качестве примера здесь можно привести название компании «Лензолото» (слог «лен» соотносился в нем не с вождем мирового пролетариата, а с рекой: «Ленское золото»). Одним из катализаторов этого бума стала Первая мировая война. Многие из аббревиатур были связаны с военной сферой (слова типа «главковерх» — верховный главнокомандующий, «начштакор» — начальник штаба корпуса и др.). Материал для аббревиатур нередко предоставлял телеграф с его системой сокращений слов. Но и без телеграфа дело в этой сфере пошло быстро. Может быть, даже — слишком быстро. Словообразовательная модель оказалась в высшей степени продуктивной.
В полную силу она показала себя после октябрьского переворота. И это не случайно: новая жизнь требовала новых слов. Поток аббревиатур оказался таким мощным, что дрогнули даже самые радикальные. Так, по свидетельству А.В.Луначарского, резкой была реакция В.И.Ленина на аббревиатуру телеграммы, сообщавшей о том, что «шкрабы голодают». Аббревиатуру «шкраб» (школьный работник) запретили, но голодать они от этого, увы, не перестали. В «Бане» В.В.Маяковского появляется «Главначпупс» (главный начальник по управлению согласованием), Маяковским же высмеивается «Коопсах» (кооператив сахарной промышленности). О том, что аббревиацию в послереволюционные годы открыли для себя самые широкие слои населения, свидетельствует, в частности, двустишие «На Твербуле у Пампуша / Ждет меня миленок Груша», оставшееся в памяти Корнея Чуковского (впрочем, с 1950 года Пампуш уже и не на Твербуле).
Процесс создания новых аббревиатур, что называется, пошел. Впоследствии он имел разную интенсивность, но никогда не останавливался. На него не действовали ни насмешки, ни увещевания. Воспрепятствовать процессу не смогло даже то, что по поводу аббревиатур со свойственной ему непосредственностью на XXII съезде КПСС высказался Н.С.Хрущев: «Что это за собачий язык нам навязывают? Назовите по-человечески…» По-человечески не получается: уж слишком аббревиатуры удобны.
По способу образования аббревиатуры подразделяются на несколько видов. Буквенные аббревиатуры состоят из первых букв вошедших в них слов. Слоги новых слов в этом случае образуют названия букв: СССР («эсэсэсэр»), НКВД («энкавэдэ»). К этой категории должно было принадлежать, скажем, слово ФРГ («эфэргэ»), но правильному наименованию буквы «эф» оно выразило свое откровенное «фэ». Проблему решает то, что «фээргэ» сейчас постепенно вытесняется «Германией». Другой разновидностью аббревиатур являются акронимы или звуковые аббревиатуры. Здесь наименование букв значения не имеет, всё читается так же, как в обычных словах: ГЭС, ГАЗ, ТАСС и печальная аббревиатура МРОТ, в которой форма полностью отвечает содержанию. Иногда в соответствии с этой моделью произносят США («сша»). Теоретически это более правильно, чем произносить, как делается сегодня, «сэшэа». Признавая, что последняя форма (подобно «фээргэ») стала преобладающей, можно лишь констатировать, что внешней политикой в свое время у нас занимались люди, считавшие «сэ», «шэ» и «фэ» произносительной нормой. Еще один тип представляют слоговые аббревиатуры, соединяющие, как понятно из названия, отдельные слоги разных слов: «колхоз», «роддом», «худрук». Есть смешанный тип (например, «гороно», соединяющее слоговой тип с акронимическим), есть тип, прибавляющий один слог к целому слову («запчасти») и даже первый слог одного слова — к последнему слогу другого слова («мопед»: «мотоцикл» + «велосипед»). Сокращается, наконец, лишь прилагательное в словосочетании: «матлингвистика», «физкультура». Иначе говоря, желающим образовывать аббревиатуры есть из чего выбирать.
Чем являются аббревиатуры с точки зрения грамматики? Словами. Но словами-инвалидами. Безрукими, безногими, бесполыми. И если слоговые аббревиатуры демонстрируют определенную гибкость (за исключением слов типа «завкафедрой»), то с буквенными аббревиатурами просто беда. В основном они неизменяемы и с другими словами согласуются по роду господствующего в аббревиатуре слова. ГЭС — «она», потому что «станция». Вместе с тем это правило нередко нарушается, в особенности аббревиатурами, оканчивающимися на согласную. Потому что язык — живой, и сквозь навязанные ему конструкции прорастает новыми побегами. Образования желают стать словами и (здесь можно выразить солидарность с Н.С.Хрущевым) очеловечиться. Так, аббревиатуры ТАСС и вуз, несмотря на средний род господствующего слова, перешли в мужской. Просто потому, что окончание на согласный характерно прежде всего для мужского рода. По этой же причине ОСАГО обнаружило вполне законную тенденцию к среднему роду. Из стремления опять-таки к очеловечиванию глухое SMS (Short Message Service) стало вполне себе жизнерадостной эсэмэской.
