Еще на пути в Астрахань, 29 августа, Войнович получил от князя Потемкина повеление приехать в Санкт-Петербург для принятия наставлений в дальнейших действиях. Марко Иванович явился к Потемкину 19 декабря и был принят хорошо, а 25 января пожалован от государыни бриллиантовым перстнем. Посланец Ага-Мохаммед-хана прибыл в Петербург незадолго до приезда в столицу графа Войновича, но не был допущен на аудиенцию и, прождав 4 месяца, получил 11 апреля ноту следующего содержания: «Как Высочайший Императорский Всероссийский Двор не может признавать Агу-Магомета-Хана, управляющего в Астрабаде и Мазандеране, законным того края обладателем, то и не почитает обязанностью входить в какие-либо сношения с находящимся здесь поверенным его. Недостойный поступок сего Аги против флотского Российского начальника умножает сие неудобство и самую при том опасность строгого ему возмездия, буде опытами совершенного усердия не потщится, как он, Ага-Магомет-Хан, так и прочие владельцы, загладить дерзновенный свой поступок».
Все суда эскадры Войновича (через один год службы их и через четыре от постройки!) оказались практически сгнившими. По крайней мере, Войнович, тотчас же по возвращении его в Астрахань, вероятно получив новые приказания, хотел послать в Астрабад два фрегата и два бота, но за неспособностью судов не мог этого сделать, и едва могли снарядить туда один фрегат с двумя ботами из остававшихся в Астрахани. Капитан-лейтенант Баскаков был послан для продолжения переговоров об устройстве фактории; по журналам видно, что в течение зимы к нему часто приезжали туркменские и персидские старшины. Вследствие этих переговоров цель экспедиции была все-таки достигнута: фактория в Астрабадском заливе через год возобновилась – уже весной 1783 года сюда прибыли 50 русских купцов, и сам Ага-Мохаммед-хан принял участие личным капиталом в организованной русско-персидской торговой компании. (Фактория успешно действовала вплоть до 1921 года, когда ее передали Персии уже советские власти, «не желая пользоваться плодами захватной политики бывшего Царского Правительства России».)
С этой поры на Каспийском море, при устье Волги, уже постоянно содержалась значительная эскадра «для покровительства нашей коммерции и содержания в обузданности Ханов, коих владения лежат на берегу Каспийского моря» (Инструкция князя Потемкина Главнокомандующему на Кавказе генералу графу Гудовичу). Одно из судов эскадры, фрегат обыкновенно, и при нем бот занимали постоянный пост в Астрабадском заливе, а в Энзели была основана русская колония.
Итоги экспедиции были положительно оценены Екатериной Второй и Потемкиным (30) – карьера Марко Войновича по возвращении из Персии продолжилась весьма успешно. Были отмечены и другие участники похода: например, Карл Габлиц, прибывший в Петербург вместе с Войновичем, за труды, понесенные им во время экспедиции, пожалован в надворные советники, а поручик Ламброс Качиони в 1786 году «за заслуги в Персидской экспедиции» произведен президентом Военной коллегии князем Потемкиным в чин капитана (армейского).
Почти через 40 лет после экспедиции другой русский путешественник в этих краях упоминал о ней: «В описании обратного пути Эскадры Графа Войновича острова сии довольно подробно и верно описаны, также и на карте хорошо означены: бывший тогда остров Дервиш, лежавший на Юго-Западной оконечности Нефтяного, или Челекени, 15 лет тому назад соединился с сим последним от сильных землятрясений… Некоторые из жителей острова помнят еще Графа Войновича, которого называют Граф Ханом. Один из них имеет даже от него бумагу (вероятно, охранный лист, которым воспрещается прибывающим Астраханским промышленникам обижать жителей. Они обещались нам принести лист сей в Красноводск)». (Путешествие в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 годах гвардейского генерального штаба капитана Николая Муравьева, посланного в сии страны для переговоров)
Еще позже, в 1836 году, эту бумагу видел капитан И.Ф. Бларамберг: «…Ночью лошади и верблюды сами переплыли Актам. Здесь, на левом берегу, к нам явился некий Хаджи-Нефес и показал бумагу, которую хранил в выдвижном ящичке. Это было благодарственное письмо, которое получил его отец в 1781 г. от графа Войновича и которое засвидетельствовал потом в 1821 г. полковник Муравьев». Есть также свидетельство, что в 1859 году это письмо Войновича еще хранилось жителями Челекена «тщательно».
В 1796 году усилившийся Ага-Мохаммед разграбил Тбилиси, столицу союзной России Грузии. Тогда же он занял шахский престол, а Екатерина объявила ему войну, подписав манифест «О вступлении Российских войск в пределы Персии против похитителя власти в сем Государстве Аги Магомед Хана». Излагая в нем причины, побудившие ее к войне, императрица упомянула и «оскорбления Графа Войновича».
Позволим себе процитировать начало манифеста:
«Божиею поспешествующею милостью, Мы, Екатерина Вторая, Императрица и Самодержица Всероссийская и проч., и проч., и проч.
Объявляем всем и каждому, кому о том ведать надлежит, вообще всем независимым владетелям и подданным народам их… и всем жителям во всем пространстве Государства Персидского Нашу Императорского Величества милость и благоволение.
Намерение и желание Российской Империи пребывать в тишине и добром согласии с соседственными ей владетелями в Государстве Персидском, издавно пред светом доказаны великодушием и добровольною уступкою знатных областей, завоеванных праведным и победоносным оружием вечной славы достойного Императора Петра Великого. Со вступления Нашего на Престол, Мы не в ином виде обращали внимание Наше на сей край пределов Наших, как для соблюдения мира и спокойствия, и для укоренения и приращения там равно в обе стороны выгодной и полезной торговли между обоюдными подданными, основанной на договорах торжественных и ничем неизпровергаемых. Не редко в сем похвальном и благом предмете Нашего попечения, встречали Мы противность и нарушения, со стороны руководствуемых корыстью и другими пристрастиями, некоторых частных Персидских Начальников в тех местах, куда Наши подданные для промыслов своих приезжали, и где различными образами угнетаемы и обижаемы были. Но по сродному Нам великодушию всегда старались Мы пресекать и не допускать сии неприятности до дальних следствий, довольствуясь удовлетворениями, иногда не вовсе соразмерными обиде, а особливо могуществу способов, от Бога Нам дарованных, к одержанию оного по неограниченному Нашему произволению. Таковое снисхождение испытал в Нас и сам Ага Магомед Хан, ныне коварностию и свирепством своим властвующий беззаконно во многих областях Персидских, когда будучи Ханом Астрабадским, дерзнул вопреки народного права и доброй веры задержать насильственно зашедший Наш туда фрегат, причинив начальствующему оным флота Нашего Капитану Графу Войновичу разные обиды и оскорбления. Не поколебались бы Мы и ныне в сих Наших кротких и миролюбивых расположениях, если бы помянутый хищник Ага Магомед, движимый необузданным своим властолюбием, не распространил наконец насильствия и лютости свои в оскорбление прав и достоинства Нашей Империи…»
Екатерина поставила во главе армии молодого генерала Валериана Зубова (брата своего фаворита Платона Зубова). Удачливый Зубов почти без потерь занял Дербент, Шемаху и Баку, но тут Екатерина умерла, а император Павел Первый прекратил войну и отозвал войска.
