В дальнейшем мне часто приходилось с ним общаться, его уверенность в словах передавалась нам, вселяла уверенность. Мы видели в нем не только генерала, но и патриота, борющегося за свою страну. Чему нас научил Рохлин, что он дал нам, останется в каждом участнике Движения навсегда.
Из воспоминаний Владимира Ефимовича Морозова, генерал-майора в отставке, первого заместителя председателя Движения:
— Помню, как живо отреагировали все генералы и офицеры на Обращение Льва Рохлина к Верховному Главнокомандующему Вооруженными Силами России и военнослужащим. Стало ясно, что вот сейчас каждый из нас должен определить для себя, как жить дальше. Или по-прежнему смотреть, как Ельцин разрушает страну и армию, или вместе с председателем Комитета Госдумы по обороне попытаться прекратить эту вакханалию. В первом случае можно делать вид, что ничего не произошло, и дальше убаюкивать свою совесть. А можно по призыву генерала встать в строй патриотов в военной форме. Для меня выбор был очевиден — я с Рохлиным.
Уже при первой встрече Лев Яковлевич определил направление работы. «Нам не нужна такая власть, — говорил он. — Сменим ее — спасем страну, спасем армию и флот».
Вспоминает Владимир Викторович Федосеенков, офицер ГРУ, ветеран войны в Афганистане, некогда заместитель председателя Союза офицеров:
— Как только наша организация ознакомилась с Обращением Рохлина к Верховному Главнокомандующему и военнослужащим Вооруженных Сил России, мы тотчас пришли к нему в Государственную Думу и изъявили желание работать под его руководством. Вскоре генерал начал создавать Движение, и я как представитель Союза офицеров летал с ним на самолете по регионам страны. Помню, как меня потрясло увиденное. Рохлин за сутки проводил по восемь-девять встреч с гражданами, а вечером ехал в любой местный госпиталь на перевязку. Оказывается, у него после Чечни были изранены ноги и все не заживали. Все бинты в крови. А перед тем, как стать депутатам, Льву Яковлевичу, оказывается, еще и шунтировали сердце. Организм давал сбои, но сила духа у этого человека была необыкновенной. Утром он опять бодр, готов к работе. Тогда еще подумалось, что вот именно такие генералы и могут добыть славу русскому оружию, защитить страну, победить любого врага.
Можно привести массу воспоминаний военнослужащих, которые поверили Рохлину и пошли за ним. Не просто в общественно-политическую организацию, преследующую обыдённые цели социальной помощи. Офицеры ясно понимали, что встают в строй фактически по мобилизации, под известным стране лозунгом — «Родина в опасности!». Им, как рабам, терять было нечего — Ельцин отнял все. Он надругался над ними, их семьями, над армией и всей Россией. А значит, надо идти в бой, спасать страну. Вот такое настроение преобладало у сподвижников Рохлина. Их вначале было сотни. Потом тысячи. Потом миллионы людей встали на сторону генерала. Но это будет потом. А в самом начале, готовя Учредительный съезд Движения, он лично побывал в 43 регионах страны, более чем в 60 областях и республиках России прошли учредительные конференции, которые избирали руководителей организаций и готовили делегатов в Москву.
ЗА КУЛИСАМИ БОЛЬШОГО ДЕЛА
Мы работали как пчелы — другого сравнения не нахожу. Штаб ДПА напоминал растревоженный улей. Десятки телефонных аппаратов беспрестанно гудели от звонков, голоса хрипли от натуги, сквозь помехи неустойчивой проводной связи офицеры пытались докричаться до Владивостока, Хабаровска, Оренбурга, Ижевска, Йошкар-Олы… Тут же сутками напролет надрывно гудел мощный ксерокс, группа молоденьких девушек запечатывала и подписывала для отправки конверты. Адреса всевозможные — Кремль, воинские части, военкоматы, газеты, телевидение. Утром и к ночи, всегда неожиданно, но стабильно собирал всех Рохлин — то он требовал отчета о проделанной работе, то ставил новые задачи. О спокойном течении его речи в такие моменты говорить не приходится, его слова и оценки не всегда были дипломатичны и корректны. Если честно, то со всех, невзирая на прежние звания и должности, генерал «драл три шкуры». Без обид и пререканий не обходилось, но Лев Яковлевич умел взбунтовавшихся «задавить авторитетом». Не выдержал и я, прямо на собрании заявив, что вот сейчас выскажу все как есть и уйду. Дескать, сил больше нет каждый день получать новые задачи, не закончив прежние, видеть задерганных товарищей, которые выкладываются от и до, а их незаслуженно укоряют в нерасторопности.
Интересная получилась реакция на это выступление людей и самого Рохлина. Меня неожиданно поддержали и в глаза генералу — кто корректно, а кто тоже по-командирски — высказали свои претензии. Дескать, давайте работать планово, без дурацких авралов, все свои обязанности знают и ленивых тут нет. Словом, бунт на корабле. Лев Яковлевич народ выслушал, не перебивал, а потом сказал:
— Да, возможно, вы правы. Я бываю несдержан, бываю груб, бываю несправедлив. Но я же не сволочь! Мы с вами взялись поменять власть, на нас огромная ответственность, и места мелким обидам быть не должно. Поэтому вы обязаны сегодня же сделать следующее…
Рохлин был неисправим. Он видел цель— все и все должны были ей подчиняться. Мне же через полчаса после совещания неожиданно протянул руку, обнял и заявил:
— Ну куда ты денешься? Раз мы с тобой запряглись, то будем вместе тянуть эту повозку до конца. Давай напрягись, чтобы к съезду все СМИ были оповещены, «пришли» телекамеры, причем пусть будут даже иностранцы. Нам нужен резонанс!
И я побежал работать дальше. Никто из штаба не ушел.
10 сентября произошло событие, которое заставило всех переволноваться. До этого «Наш дом— Россия» несколько раз предлагало генералу покинуть это объединение добровольно, как говорится, по собственному желанию, но Лев Яковлевич уходил от ответа. Публично говорил: «Не дождутся! Я буду их разваливать изнутри!». И его позиция была известна всей стране. А 10 сентября вечером телевидение показало, как Черномырдин и Рохлин дружелюбно общаются, после чего диктор объявил о инициативе генерала выйти из НДР. Внешне выглядело некрасиво — пообщались, поулыбались, о чем-то договорились, и Рохлин по-доброму написал заявление о выходе, словно власть и мятежный депутат пришли к обоюдному «консенсусу». Получалось, что генерал вроде бы уже никакой и не мятежный, а вполне ручной.
В ту ночь я оставался в штабе ДПА, чтобы в 4 утра выехать с Рохлиным в Тулу, где у депутата намечалась встреча с жителями этого края. Но к приезду Рохлина сюда уже «прилетело» несколько наших людей, озабоченных этим телевизионным сюжетом. Такой ажиотаж вокруг его выхода из НДР удивил Льва Яковлевича:
— Что тут страшного? Да, я не готов был выходить из НДР, а вчера решился. Мы же на Оргкомитете обсуждали вопрос. Это даже не политический шаг, а организационно-регистрационный, что ли…
Мы бросились ему хором объяснять, что внешне все выглядело, как какой-то сговор с властью. Или вас, мол, там чем-то прижали, или купили — именно так это будет расценено и прессой, и общественностью, если не объяснить и не расставить все точки над «i». Рохлин, повернувшись к Ачалову, вопросительно посмотрел на него. Тот развел руками и показал глазами на нас с Антиповым — этим парням, занимающимся СМИ, дескать, виднее. И тогда Лев Яковлевич впервые спросил нас:
