— Что ты там увидел? — проворчал Толя, продолжая неторопливое чаепитие, от которого уже успел отвыкнуть.
— Эмоциональная вещь, — кивнул на картину Сухов. Отошел от нее и сел в кресло напротив Такэды. — Помнишь «видеомы» Вознесенского, поэта, так сказать? Я только сейчас понял, насколько этот «поэт» презирает и ненавидит своих читателей и зрителей. Ну не любишь ты себя и презираешь — Бог тебе судья! Но зачем же говорить об этом вслух? Это что — высокая поэзия? Сигарета в заднице — это высокое искусство?
— Поэзия дерьма.
— В самую точку, Оямович. Сатана его задери, Вознесенского. А хорошо быть дома, а, самурай? Конечно, в своей квартире я чувствовал бы себя лучше, но прошлого не вернуть. Кстати, и машина не помешала бы, а?
Такэда согласно кивнул.
— Кстати, а как мы расплатимся с Романом за квартиру, которую мы сожгли? — Это твоя забота, ты мой квартирьер.
Сухов налил себе чаю и на время замолчал, блаженно отхлебывая пахучий напиток. А Толя вспомнил, как они возвращались на Землю…
Посыл транскофа на сей раз был точным (Никита научился управлять им без ошибок и сбоев) — вышли они прямо в камере сдвига, залитой сиреневым светом. Но Такэда оказался прав: их ждали.
Их ждали во всех помещениях темпорала, в том числе и в камере сдвига, и единственным преимуществом беглецов было их незнание того, что внутри темпорала нельзя применять оружие. Таков был один из основных законов жизни этого объекта, по сути — разумного, существующего сразу во всех Мирах Веера, выращенного искусственно в одном из хронов-лабораторий Люцифера, но «откорректированного» Семеркой магов-создателей после Битвы таким образом, чтобы сетью темпорала могли пользоваться не только демономаги: игвы, раругги, маги рангом пониже из «свиты Сатаны» и просто исполнители дьявольских приказов, но и законопослушные жители Веера.
Такэда вывалился из тоннеля транскофа в тот момент, когда Сухов барахтался под наброшенной на него двумя «коммандос» сетью, и с ходу выстрелил в одну из черных фигур из хардсана. Тусклый в сиреневом свете камеры луч пронзил «чекиста» насквозь и воткнулся в стену кокона, образовав в ней яркую светящуюся опухоль. В то же мгновение внутри Такэды — не то в голове, не то в груди — лопнула граната боли, лишив его подвижности и контроля над мышцами. Видимо, то же самое, только в разной степени, почувствовали и все, кто находился в камере. Пронзенный лазерной трассой «коммандос» съежился, как проколотый воздушный шарик, но не лопнул, не упал и не умер, а его напарник отскочил к стене, растопырив руки — целых четыре! — как гигантский черный богомол.
Сухов выпростался из-под сети, поднял вардзуни, поморщился, потер виски:
— Чем это ты их угостил?
— Лазером.
— Такое впечатление, что ты выстрелил мне в ухо.
— Да и себе тоже. Наверное, это реакция темпорала.
— Да уж, наверное. — Никита навел вардзуни на замершего «чекиста». — Забирай приятеля и выметайся. Живо!
— Не надо. Энергия, — четко выговорил «чекист», лицо которого смертно белело из-под капюшона. — Мы уйдем. Еще энергия — небытие. Всем внутри. Независимо. Захлоп слоя. Небытие.
Сухов двинул копьем.
— Убирайтесь. Передай всем своим в коконе: чтобы через минуту ноги вашей здесь не было!
Четырехрукий монстр убрал под плащ нижнюю пару рук и, поддерживая приятеля, уменьшившегося в объеме втрое, вывел его из камеры. Опухоль на стене камеры перестала светиться и оплыла, рассосалась. Такэда почувствовал, что может двигать руками и ногами.
— Переведи, что он сказал.
— Я не знал, что здесь нельзя стрелять, то есть «выделять энергию». Темпорал может «обидеться» и схлопнуть местную станцию хроносдвига, уничтожив все и всех, кто находится внутри. «Небытие». Понял?
— Он что — живой?
— А разве ты не слышал его крика? Он многомерен и живет не так, как мы с тобой, но живет. Пожалуй, он единственное на весь Веер существо, живущее сразу во всех хронах.
Такэда помолчал, по-новому глядя на обстановку камеры темпорала, с удовольствием проводил тающий след боли в груди.
— По-моему, скучно ему тут… в неподвижности.
— Скучно? Не думаю. Он ощущает всю «лестницу» Шаданакара, читает мысли всех существ, путешествующих по… по его нервной системе, если можно так выразиться, черпает информацию во всех Мирах Веера… Он гораздо богаче нас с тобой, Оямович, а главное, терпеливее.
— Что-то я этого не ощутил — чуть сознание не потерял!
— А ты поставь себя на его место. Выдержал бы ты спокойно, скажем, неожиданный укол в задницу?
— Не знаю, — честно сознался Такэда. — Но я ограниченный человек, и мне трудно представить задницу у темпорала. Тому, что он — живое существо, я не очень удивляюсь, но наделять его чертами личности… не знаю, не знаю. Между прочим, если тебе об этом было известно, мог бы и предупредить.
— Ни сном ни духом! «Пакет» знания пришел только сейчас. Все-таки канал Вести срабатывает позже, чем надо. Извини, Отшельник, — обратился Сухов к потолку камеры, прислушиваясь; кивнул, словно получил ответ. — Нас простили. И ты кое в чем прав, Оямович, Отшельнику, наверное, скучновато жить в неподвижности. Ну-ка, пошли со мной, у меня идея.
Они вышли из камеры с сиреневым темным светом в медово светящийся коридор. Никого из «черных коммандос» здесь не оказалось. Никита уверенно направился по коридору налево.
— Как ты его назвал? — вспомнил Такэда.
— Отшельник, — улыбнулся Сухов. — Впрочем, имя — не главное, главное — что ты чувствуешь, когда его произносишь.
Толя не понял танцора, но переспрашивать не стал.
Коридор, извиваясь, как живой, вывел их к «складу». Правда, Толя не был уверен, что они шли: скорее всего, темпорал просто создавал иллюзию движения, демонстрируя возможности многомерного бытия.
Склад был как склад: множество светящихся ячей, с десяток — темных, указывающих на то, что ими пользуются. Никита огляделся и уверенно сунул руку в одну из шестиугольных крышек. С тихим шипением крышка погасла, расползлась желтым дымком, а из образовавшегося отверстия выпал какой-то суставчато-коленчатый сверток, тут же развернувшийся в жуткую четырехлапую и четырехугольную скелетоообразную фигуру из черно-зеленого чешуйчатого металла с крысиной на вид металлической головой. Замерла, развернувшись, как пустая шкура — без мышц и позвоночника. Вид она имела достаточно устрашающий.
Такэда, по привычке схватившийся за рукоять хардсана, хмыкнул.
— Скорлупа. Но похожа на скафандр… или на экзоскелетный костюм-механизм.
— Ты угадал, инженер, это именно экзоскелетон, устройство для увеличения мышечных усилий. Оно предназначено не для человека, но для наших целей сгодится. Если бы это был скафандр типа тех, что носит команда Хуббата, можно было бы жить спокойно.
