– Да, у нее... – кивнула устало Нелли. – Ты прав.
Она попыталась представить, что сейчас делают Алексей и та женщина. Наверное, в этот солнечный воскресный день они проводят время вместе. Смеются, говорят друг другу нежности. «Как я рада, что ты стал наконец-то моим!» – с восторгом произносит Она. «Я тоже, милая», – отвечает Алексей. Он еще немного печален – мысли о смерти дочери не успели покинуть его, но это уже другая, легкая печаль. Такая, какую ощущаешь, когда, отплакав и отстрадав свое, с надеждой пытаешься начать новую жизнь. «Забудь обо всем, – поет Она, гипнотизируя взглядом Алексея. – У нас тобой будет все хорошо...» И он целует еев ответ.
Нелли вздрогнула, отгоняя от себя возникшую перед мысленным взором картину. У нее никаких надежд на счастливое будущее не было.
– Что ты? – с беспокойством спросил ее брат.
– Так, ничего... – пожала она плечами. – Мысли всякие...
– А ты не думай, – сказал он. – Мыслями ничего не исправишь. Надо дело делать.
Сквозь тяжелые шторы пробивались солнечные лучи. И медленно кружилась золотая пыль над освещенной полоской паркета...
* * *
– Нет, это ужасно! – с досадой воскликнула Рита. – Она даже никаких вещей не передала! Эту рубашку давным-давно пора стирать.
Мика стоял посреди комнаты и пытался оттереть пальцем пятно неизвестного происхождения, которое расползлось у него на рубашке как раз на животе. Его джинсы тоже были не в самом идеальном состоянии.
– Это, кажется, машинное масло, – задумчиво произнес он. – Па, помнишь, мы вчера под капот лазили?..
– Да, точно! – согласно кивнул Ганин. – Вот именно тогда ты его и посадил!
– Да какая разница, откуда взялось пятно! – рассердилась Рита. – В общем, Ганин, купи ему еще одежды.
– Я? – с недоумением спросил Ганин.
– Ну не я же! Мне к завтрашнему дню статью на-до закончить – у меня времени нет по магазинам бегать... В конце концов, чей это ребенок?..
Вопрос был, что называется, риторическим и не требовал обязательного ответа, но Григорий Ганин тем не менее поспешно ответил:
– Мой, конечно.
– Вот и иди с ним в магазин!
У Ганина тоже было полно работы, но он часть ее переложил на плечи своего помощника, а часть отложил на потом. Соломоново решение.
– Ладно... – пожал он плечами. – Мика, собирайся.
Первое время Ганину было как-то неловко выходить из дома вместе с Микой. Не то чтобы он боялся каких-то там неведомых врагов, о которых упомянула Катя, – вовсе нет. Ганин никогда и ничего не боялся, а сейчас был абсолютно уверен в том, что с сыном ничего не случится.
Дело было в другом.
Рядом с ним шел егоребенок.
И взгляды всех знакомых и соседей с любопытством устремлялись на них. Потому что никто и никогда не видел Ганина в обществе детей. А тут, здрасте! – уже почти подросток шагает рядом с ним. Белобрысый и светлоглазый. Взгляды окружающих требовали ответа. Но Ганин, разумеется, до объяснений не опускался и холодно, сквозь зубы, бормотал знакомым приветствия.
Правда, домработнице Серафиме Евгеньевне, приходящей два раза в неделю к Ганину, пришлось сказать: Мика – сын. Серафима Евгеньевна, уже много лет убиравшая в этом доме, только ахнула: откуда? «От верблюда!» – с раздражением ответил Ганин. Он терпеть не мог, когда прислуга лезла не в свое дело.
Его бы воля, он уволил бы Серафиму – эта пожилая тетка с пучком на затылке знать ничего не знала о правилах этикета и была отвратительно бесцеремонна. Но у Серафимы имелось одно довольно редкое достоинство – она была честна. За годы ее службы ни один рубль, ни одна безделушка не исчезли из дома Ганина. «Ты не понимаешь! – не раз твердила Рита. – Старуха – чудо! Лучше ее ты никого не найдешь!»
Мика занял позицию отца – он тоже никому ничего не стал объяснять. Когда Серафима Евгеньевна в один из своих визитов попыталась выведать у него какие-то дополнительные сведния («А где ты был раньше, Мишенька? Кто твоя мама? А что потом?..» и так далее), Мика только плечами пожал, изобразив на лице холодное безразличие. «Похож! – потрясенно ахнула ему в спину Серафима, опираясь на трубу от пылесоса. – Просто копия папаши! Что творится-то...»
И вот теперь они в очередной раз вышли из дома.
Ганин ненавидел магазины. Он всегда старался не заглядывать в них лишний раз. Раньше, до Риты, Ганин годами не менял гардероб. А что такого – мужская мода очень консервативна...
Но теперь он отвечал за Мику.
Невдалеке был магазинчик одежды, и Ганин вместе с сыном заехали туда.
– Мика, какой у тебя размер? – терпеливо спросил Ганин, глядя на ряды вешалок.
– Я не знаю, – мрачно ответил тот. – Кажется, сороковой. Впрочем, я не уверен...
Мика тоже был не в восторге от магазинов. Впрочем, как и любой нормальный мужчина.
К ним подлетела молоденькая восторженная продавщица.
– Чего желаете, молодой человек?..
Она принялась предлагать различные варианты одежды, но Мике они не нравились. Оказывается, его, Ганина, сын презирал молодежную моду. Никаких гипертрофированно широких штанов и свитеров с дурацкими надписями, никаких клоунских кроссовок с толстыми, похожими на канаты шнурками.
Мика выбрал что-то неяркой гаммы и классического кроя. Ганин благосклонно отозвался о его выборе.
Потом он ждал Мику у примерочной.
Мика вышел из-за ширмы весь в новом.
– Вроде ничего. Да, па?
– Отлично! – заахала продавщица. – Вылитый папа!
«Словно сговорились все!» – с раздражением подумал Ганин.
Мика задумчиво стоял перед большим зеркалом в зале и критично осматривал себя со всех сторон.
– Да, кажется, как раз... – сдержанно одобрил Ганин.
Он подошел к сыну и встал рядом.
Зеркало отразило их – действительно очень похожих. Мика выбрал почти то же самое, во что был одет сам Ганин. Тот же фасон, те же оттенки цветов.
В первый момент Ганину это не понравилось – ну что за попугайство, в самом деле! А потом он понял – Мика хотел быть похожим на него. Просто он, Ганин, был для своего сына образцом. Тысячу лет назад Ганин точно так же подражал своему отцу...
На мгновение у Ганина опять перехватило дыхание. «Он теперь все будет делать, как я... Господи, это ж какая ответственность!» – с почти мистическим ужасом подумал он.
С кучей свертков отец и сын вышли из магазина, запихнули покупки в багажник машины.
– Куда теперь? – серьезно спросил сын. Теперь, во всем новом, он даже поведением повторял Ганина.
– Надо в одно место съездить, – сказал Ганин.
