Не один Роган обращался к Саразену, пытаясь получить средства для организации побега Калиостро. Об этом же настойчиво писал банкиру граф д’Эстийяк, но тоже получил отказ: "Интерес, питаемый мною к человеку по имени Калиостро, не относится к его земной жизни. Убежден, он всегда будет несчастен, ибо сам этого хочет; если бы он этого не хотел, он жил бы счастливо и благополучно".
Тем не менее в тот год в Сан-Лео прибыли трое не назвавших своих имен французов и попросили у коменданта разрешения посетить узника. Граф Семпрони пошел на хитрость: просителей впустили в крепость по одному и каждого поместили в отдельное помещение, якобы для свидания с заключенным, но на деле просто продержали в этих камерах до тех пор, пока они не отказались от своего намерения и не попросили отпустить их восвояси…
После этого Калиостро перевели из Сокровищницы в другую камеру, называвшуюся Pozetto — Колодец. Это было крошечное помещение размером примерно три с половиной на три метра на втором этаже, в центре тюремного каземата, попасть в которое можно было только через люк в потолке с помощью лестницы в пятнадцать ступеней. Биографы Калиостро пишут, что после пребывания в этой камере физическое и психическое здоровье магистра стало постепенно ухудшаться. Сначала он припрятывал мясо и рыбу от своих скудных трапез под тюфяком, ждал, пока они протухнут, а потом пытался ими травиться или бросал эти куски в докучливых стражников, которые подглядывали за ним. Затем объявил голодовку и не принимал никакой пищи, от чего сильно исхудал и ослаб. У него возникли проблемы с желудком, почечные колики, выходили камни, начался геморрой, трудности с мочеиспусканием… Вероятно, у всегда отличавшегося полнокровием и эмоциональной неустойчивостью Калиостро в камере случилось несколько микроинсультов, отчего возникло расстройство речи и пострадала его психика. У узника начались галлюцинации, он стал разговаривать сам с собой и с призраками или мнимыми сокамерниками — братьями-масонами, и даже возомнил, что тут же в крепости заточена его Лоренца. Временами у него случались приступы буйства, он принимался пронзительно кричать, кататься по полу в истерике, и стражники били его палками, пока он не успокаивался. Для устрашения узника в стену камеры были вмурованы кандалы и цепи.
Тогда Калиостро принялся писать на стенах камеры странные распоряжения своим последователям от имени Великого магистра Египетского ордена, чертил непонятные знаки и загадочные письмена, рисовал целые картины, изображая Деву Марию, распятие и себя в образе кающегося грешника. Материалом для письма и рисунков узнику, как считают его итальянские биографы, служил свечной нагар или ржавчина с прутьев решеток на окне, смешанные с мочой, собственная кровь или содержимое ночного горшка, вместо пера он брал соломинки из тюфяка.
Впрочем, он мог использовать и кое-какие не обнаруженные тюремщиками химические вещества, монеты, пуговицы, металлические детали от предметов своей убогой обстановки, остатки пищи, нитки и лоскуты одежды… "Настенные росписи" в камере узника комендант приказывал смывать, а стены белить известкой. Что же касается бумаги, некоторые предполагают, что после всех этих опытов с подручными веществами и материалами она все-таки узнику выдавалась, равно как и перо и чернила. Есть сведения, что в тюремной камере Калиостро, напрасно настаивая на разговоре с комендантом, получил от него позволение изложить все письменно и занес на бумагу некое важное сообщение, которое он непременно хотел донести до сведения высшего церковного руководства. Из его собственноручных документов этого трагического периода сохранилось письмо к папе, написанное своеобразным заумно-магическим языком. Оно осталось непонятым и было расценено как свидетельствующее о безнадежном помутнении рассудка его автора вследствие перенесенных им в последние годы жизни ударов судьбы.
Кроме этого многие исследователи жизни Калиостро убеждены, что именно в застенках Сан-Лeo им была переписана (написана заново или воссоздана по памяти с имевшегося ранее в его распоряжении и уничтоженного оригинала) рукопись "Святейшей Тринософии" — манускрипта на 96 листах с 12 полностраничными иллюстрациями, первую главу которого мы приводили в начале этой книги. В подтверждение того, что Калиостро обладал "Тринософией", как кажется, служит и следующее утверждение Е.П. Блаватской: "В число преступлений, в которых его обвиняли, включено было обвинение в распространении некой книги неизвестного автора, осужденной на публичное сожжение и озаглавленной: "Три Сестры " Цель этой книги — "стереть в порошок три определенные персоны знатного происхождения ".
Легко догадаться об истинном значении этого совершенно исключительного в своей неправоте толкования. Это была работа по алхимии; "три сестры "символически обозначают три "принципа" в своем двойном символизме. В оккультной химии они "распыляют" тройной ингредиент, используемый в процессе трансмутации металлов; на духовном плане они уничтожают три "низших" персональных "принципа" в человеке, — это объяснение, которое должен понять любой теософ".
Разъяснение Елены Петровны по поводу заглавия "Три Сестры" здесь представляется не совсем относящимся к делу, либо она намеренно недоговаривает и уводит в сторону от настоящего смысла; мы рискнули бы отождествить "Три Сестры" и "Тройную мудрость" — "Святейшую Тринософию". Может быть, в застенках Калиостро воспроизвел этот насквозь проникнутый символизмом и герметическим мистицизмом, насыщенный тайными знаками, шифрами и аллегорическими изображениями манускрипт, но дал ему иное, хоть и сходное с первоначальным название?
Да и история с изготовленным Калиостро в камере стальным стилетом засвидетельствована документально. Вряд ли он смог вырвать из двери заржавленный гвоздь и превратить его в трехгранный стилет светлой стали с острым, как бритва, лезвием одною только силою мысли или другим чудесным способом…
Так прошло более четырех лет. В конце августа 1795 года Калиостро стало резко хуже: с ним случился апоплексический удар, иначе говоря, инсульт, после которого его парализовало, через три дня — второй инсульт, после которого на рассвете он умер, не приходя в сознание. Застигнутый внезапным недугом, отнявшим у него речь и рассудок, несчастный узник перед кончиной не успел ни покаяться, ни исповедоваться, ни причаститься Святых Даров, поэтому его тело было погребено на неосвященной земле, или, по словам М. Кузмина, " Калиостро умер в тюрьме 26 августа 1795 года в 3 часа утра и погребен на холме без отпевания и креста. Лоренца умерла несколько недель спустя, не выходя из монастырской ограды".
Существует множество версий относительно причин, от которых приключилась смерть Калиостро: по свидетельству одних — от пневмонии, другие утверждают, что от яда, подсыпанного ему тюремщиками, есть мнение, что узник был задушен тюремщиками по тайному распоряжению сверху. В крепости Сан-Лео, где сейчас музей, выставлено свидетельство о смерти Калиостро:
"28 августа, год Божьей милостью 1795 Джузеппе Бальзамо, именуемый графом Калиостро, рожденный в Палермо, крещенный в христианской вере, кою он отверг, предавшись ереси, снискавший печальную известность распространением по всей Европе нечестивых догматов египетской секты и фокусами своими и речами приобретший бессчетное количество адептов, избежавший многих наказаний благодаря своему магическому искусству, но в конце концов приговоренный Святейшей Инквизицией к пожизненному заключению в крепости (в сомнительной надежде, что он образумится), где он, так и не раскаявшись, пребывал на протяжении 4 лет 4 месяцев и 5 дней, был сражен сильнейшим апоплексическим ударом. Жестокий душой и непримиримый сердцем, он, не подав ни единого намека, что раскаивается и сожалеет, не причастившись Даров нашей Святой Церкви, скончался в возрасте 52 лет 2 месяцев и 28 дней. Несчастным было рождение его, злосчастной стала жизнь, и многострадальной смерть, случившаяся 26 августа вышеуказанного года в три часа ночи. Тем же днем заказали публичный молебен, дабы молить милосердного Господа возыметь сострадание к несчастному творению рук его. А так как сей отлученный от Церкви еретик не раскаялся, то в церковном погребении ему было отказано: его похоронит на вершине, в начале западного склона между двумя сторожевыми редутами, именуемыми il Palazzetto и il Casino, на земле Римской Апостольской курии 28 августа в 11 часов вечера. Верность написанного подтвердил священник Алоизио Марини".
