Прошли даже слухи о переезде Стругацкого-старшего в Ленинград.
«Тут при слухе о твоем переезде все страшно оживились и начали строить планы. — Это уже из письма Стругацкого-младшего брату. — Я имею в виду собратьев по секции во главе с Евгением Павловичем (Брандисом. — Д. В., Г. Я.). Я, правда, все их восторги сразу же охладил, сказавши, что это вилами по воде… Разумеется, мне не поверили… А может, ты все-таки соберешься с духом и займешься этим делом снова — не спеша, спокойненько, хладнокровно… Как врач советовал моему соседу по палате: „Половой акт? Да, можно… Но, знаете ли, так — спокойненько, без эмоций…“ Съехаться бы надо. Это, понимаешь ли, объективная необходимость…»
Не получилось. Не съехались.
Кто лучше Него знает, что нам нужно?
23
В апреле 1981 года несколько дней Аркадий Натанович провел в Свердловске, на «Аэлите» — первом советском конвенте, созданном неустанными усилиями сотрудников журнала «Уральский следопыт». Там душой этого дела, несомненно, был Виталий Иванович Бугров, литературный сотрудник журнала. Его чисто человеческое обаяние привлекло к журналу и к «Аэлите» множество самых разных людей. Он одинаково уважительно разговаривал с каждым и никогда не спешил с оценками. При этом о фантастике (отечественной и мировой) Бугров знал всё. Кстати, это он (событие по тем временам немаловажное) пустил по рукам стенограмму дискуссии американских фантастов, опубликованную в США Сэмом Московицем.
«Неужели нам обязательно нужна страшная внешняя угроза, чтобы народы Земли объединились? — спрашивал Говард Фаст (превосходный прозаик, к восьмидесятым он уже не печатался в СССР, считался перебежчиком из коммунистического в чуждый нам лагерь). — И готовы ли мы встретиться с разумным инопланетным существом, строение которого будет принципиально отличаться от строения человека? Не шагает ли астронавтика слишком быстро вперед — если учесть, что мы топчемся на месте в области морали, психологии, социологии? Может, именно в этом разрыве спрятана истинная проблема, а вовсе не в соперничестве двух политических блоков?»
А вот слова Кэмпбелла: «Если человек достаточно умен для научных исследований, то он достаточно умен и для того, чтобы понять, что оригинальность мысли принесет ему только неприятности». В тесных кабинетах журнала «Уральский следопыт» чуть ли не круглосуточно дискутировали наехавшие в Свердловск фэны. Гомеостатическое Мироздание могло как угодно давить на любителей фантастики, они всё равно теперь прислушивались не к чиновникам, а, скажем, к тому же Хайнлайну, тогда еще мало у нас переводившемуся: «Ни одно из наших произведений не является правдивым. Мы не пророки, мы просто преподаватели воображения».
Таким вот преподавателем воображения являлся сам Виталий Иванович.
Жизнь у него складывалась не просто. В детстве, прыгая со стайки в снег в своем северном Ханты-Мансийске, он сломал ногу, в итоге — остеомиелит. В справке врача, выданной в 1946 году, указывалось: «Нуждается в молоке и белом хлебе». Но молока и белого хлеба в стране всегда не хватало. Зато водки… вот водки было вдоволь… даже во времена «сухого закона»… Но Бугров всё успевал: читал чужие рукописи, редактировал, писал популярные очерки, профессионально занимался библиографией, несколько его собственных рассказов перевели на немецкий, который он, кстати, хорошо знал. Первая официальная советская премия по фантастике — «Аэлита» — была и его рук делом. И вручена она была братьям Стругацким
[34] и А. П. Казанцеву — одновременно. Так сказать, перекличка поколений. Не слишком дружественных, но всё же.
24
Через десять лет (в 1991 году) о некоторых деталях этого теперь уже далекого события рассказал бывший главный редактор журнала «Уральский следопыт» Станислав Федорович Мешавкин.
«Идея „Аэлиты“ — как праздника отечественной фантастики — пробивала себе дорогу долго и мучительно. Не забудем, события происходили в конце семидесятых годов, в самый пик застоя. В партийных кругах, а именно они располагали решающим голосом, фантастику расценивали как потенциальную угрозу коммунистической идеологии, в литературных — как продукцию второго сорта. Но в Москве идею пробивал энергичный Сергей Абрамов (писатель-фантаст, тогда один из секретарей Союза писателей СССР.—Д. В., Г. П.), а я — в Свердловске…
Гости (Бориса удержало нездоровье) приехали в Свердловск поздно вечером.
На другой день я отправился в гостиницу нанести визит вежливости (а заодно покормить гостей обедом). С обоими лауреатами до этого я лично не был знаком, хотя, естественно, знал, что их отношения трудно назвать дружескими, и, следовательно, мне предстояла нелегкая роль наведения мостов. Беседа с Александром Петровичем носила преимущественно светский характер. Когда речь зашла о ресторане, он тактично дал понять, что обед дает он — как лауреат „Аэлиты“. Вынув бумажник, Казанцев отсчитал купюры. Грешен, я тихонько порадовался про себя. „Аэлиту“ никто не финансировал, и каждый рубль был на счету. Поднявшись этажом выше, в номер Стругацкого, я начал разговор с предложения Казанцева. Аркадий Натанович сразу отреагировал: „А когда я смогу дать обед? Ведь мы с Борисом, кажется, тоже лауреаты?“
Программу пребывания гостей я знал наизусть, как таблицу умножения, и с сожалением ответил, что, увы, такой возможности больше не представится. Аркадий Натанович нахмурился: „Нет, так дело не пойдет! Вы ставите меня в крайне нелепую ситуацию: Казанцев кормит меня обедом, а я его нет!“ Логика в этом была, конечно, но программа есть программа, к тому же согласованная с обкомом партии! Но Стругацкий сам нашел выход: „Значит, так. Прошу вас передать Александру Петровичу, что сегодняшний обед дают лауреаты. Подчеркиваю, не лауреат, а лауреаты. Сколько с меня причитается?“
Делать нечего, сами заварили кашу с „Аэлитой“, самим ее и расхлебывать, — поплелся я к Казанцеву. Не скажу, что известие его порадовало, но справедливость доводов Стругацкого он признал, сказав при этом: „Только я очень прошу вас быть хозяином стола и первым произнести тост“. И, помолчав, тихо добавил: „Вы же знаете экспансивность натуры Аркадия Натановича“.
Этого я тогда еще не знал, но предложение посчитал разумным и, тихо ненавидя предстоящий обед, отправился заказывать столик. Уже одно то, что два известных писателя, два москвича не изъявили ни малейшего желания самим, хотя бы по телефону, „утрясти оргвопросы“, а предпочли общаться исключительно через посредника, не вселяло оптимизма. А вечером предстоял праздник, ради которого редакция, местные „фэны“ потратили столько сил и времени. Неужели всё это, думал я, коту под хвост? Не для того же, в конце концов, чтобы полюбоваться борьбой самолюбий двух мэтров, собрались в Свердловске любители фантастики!
В назначенный час я решительно занял председательское место в торце стола, лихорадочно додумывая первый и столь важный тост, когда малейшая ошибка в расстановке акцентов грозила обернуться конфликтом. Тонкость состояла еще и в том, что инициаторы „Аэлиты“ сознательно пошли на то, чтобы не ранжировать лауреатов, не распределять их на первые и вторые номера, а наградить на основе паритета. Не успел я привстать со стула, чтобы произнести вымученную речь, как из-за стола рывком поднялся Стругацкий с рюмкой коньяка в руке.
