Прежде рассказа о том, что произошло после этого его шага, следует сделать важное отступление. Монголо-татарское иго часто воспринимают как сплошное мирное время от нашествия Батыя до битвы на поле Куликовом. Это совсем не так. В 140-летнем промежутке от первого события до второго уместились десятки жестоких столкновений между русскими и ордынцами. И сколько было нанесено по Руси ударов, иногда более сокрушительных, чем во времена Батыя! Каждое новое вторжение оставалось в народной памяти: «Неврюева рать», «Дюденева рать», «Ахмылова рать», «Федорчукова рать»… за каждым таким словосочетанием — горящие города, тысячи убитых и угнанных на чужбину русских.
Так вот, в 1252 году на Владимирскую Русь за непокорство и строптивость великого князя Андрея Ярославича и его брата Ярослава обрушились татарские тумены под командованием полководца Неврюя. Полки двух братьев были разгромлены в жестоком бою у Переяславля-Залесского, а сам великий князь бежал в Швецию, откуда вернулся лишь несколько лет спустя. Ярослава Ярославича приютила Ладога, а затем Псков. Погибли его супруга и воевода Жидислав. Земля же испытала новое разорение: ордынцы угнали множество пленников, забрали у крестьян скот.
Андрей Ярославич, таким образом, в безрассудстве и молодечестве положил русские рати без пользы. Он как будто претендовал на роль скорого губителя Руси…
Когда Русь исходила кровью от «Неврюевой рати», Александр Невский находился в Орде и не оказал братьям никакой поддержки. В те времена не существовало единой Руси. И братья являлись независимыми властителями в своих землях. Один из них, ранее несправедливо поступив по отношению к другому, вряд ли мог рассчитывать на подмогу от него в трудный час…
Историки, настроенные к Александру Невскому недоброжелательно, обвиняли князя в том, что он способствовал отправке карательной рати против младшего брата. Однако по сию пору никто не привел сколько-нибудь серьезных доказательств этой гипотезы.
После бегства Андрея, в 1252 году, Александр Ярославич стал великим князем. Он княжил более десяти лет, до самой своей смерти. Одной рукой ему приходилось отбиваться от западных соседей, другой — улещивать ордынцев, отводя опасность новых набегов и удерживая в повиновении младших князей.
Самой тяжелой и, как сейчас говорят, «непопулярной» задачей его правления стало — обеспечить правильное налогообложение в пользу Орды. Только так Александр мог избавить Русь от новой «Неврюевой рати». Но именно тот город, который более всего обязан его воинской доблести, хуже всего отнесся к перспективе платить ордынцам дань.
Заняв великое княжение, Александр Ярославич дал новгородцам юного сына Василия, как поступал когда-то его собственный отец. Василий честно дрался за Новгород с литвой и одержал победу. Но вече выгнало его. Вместо Василия новгородцы позвали к себе младшего брата Александра Ярославича — князя Ярослава, укрывавшегося от татарского гнева во Пскове. Разумеется, им хотелось отдать правление городом в руки взрослого мужа, а не отрока. Ярослав был старше Василия на полтора десятилетия, имел опыт боевых действий, хотя и неудачный. Великий князь разгневался: совсем недавно младший брат участвовал в антиордынском восстании, и его нынешнее княжение на Новгородчине для татар — словно красная тряпка для быка! Александр Ярославич явился с полками, принудил вечевую республику вернуть Василия и расстаться с Ярославом. Он также утвердил в городе власть своего ставленника — посадника Михалки. 1257 год принес черную весть: «низовская» Русь (Рязань, Владимир, Суздаль, Муром и т. п.) дала ордынцам «число». Иными словами, позволила собрать сведения для налогообложения
[74]. Вслед за ними пришел черед Новгорода. Здешнее население, незнакомое с кошмаром ордынских набегов, не завоеванное монголо-татарами, не терпевшее власти их представителей-баскаков, возмутилось. Древняя новгородская вольница не допускала мысли о подобном унижении. Посадник Михалко приступил к горожанам с уговорами, но его не захотели слушать. Верный слуга князю Александру, он жизнью расплатился за попытки склонить Новгород к общерусскому порядку. Более того, сам князь Василий, княжич-отрок, поставленный на этот стол отцом, то ли убоялся поддержать его требование, то ли испытал сочувствие к новгородцам. Он просто ушел во Псков.
Тогда к Новгороду двинулся сам Александр Ярославич с «послами татарскими». Он не раз спасал эту землю от чужеземной власти. Но теперь гневу князя не было границ. Он-то видел, как гибла Русь под татарскими мечами, как великие полки в битвах с огромным войском ордынцев ложились, словно скошенные колосья, — видел не раз, не два и не три. И он, как никто другой, понимал: если дать волю новгородской вольности, карательная рать прибудет к стенам города незамедлительно. И ничего не останется ни от богатств Новгорода, ни от его гордыни. Полягут те смельчаки, коим теперь так мило рвать глотки на вече, в отдалении от смертоносных туменов.
Смирив Новгород, Александр Невский спас его.
Пришлось применить свирепые меры «убеждения». Колеблющийся, сомневающийся княжич Василий немедленно отправился на Владимирщину, а те, кто давал ему советы, жестоко поплатились: «овому носа урезаша, а иному очи выимаша, кто Василья на зло повел». С новгородцами, увидевшими силу, князь договорился миром, дал им другого сына — Дмитрия и получил от них дары для хана.
Полтора года спустя Александр Ярославич все-таки заставил горделивых вечевиков «дать число». Им пригрозили: «Аже не иметеся по число, то уже полкы на Низовской земле». И новгородцы покорились. Когда к ним приехали татарские «численники», город полыхнул было новым мятежом. «Меньшие» люди решили: «Умрем честно за Святую Софию и за домы ангельские». Но им противустало местное боярство: знать лучше понимала, чем грозит городу неповиновение. Численники получили охрану. «И почаша ездити оканьнии по улицам, пишучи домы християньскыя». Так Новгород превратился в данника Орды… Горько, грустно. Но прежде всего город остался цел. Головешки Новгорода — куда более печальный вариант развития событий, нежели Новгород, согласившийся платить татарские налоги…
Силы для отпора монгольской власти копились исподволь, под прикрытием безоговорочного подчинения ханам. В начале 60-х годов XIII века подошло время для пробного удара. В городах Северо-Восточной Руси бесчинствовали откупщики даней — магометане (бухарцы или выходцы из Волжской Булгарии), названные в источниках «бесерменами». От их поборов русские испытывали, как сказано в летописи, «лютое томление». В Ярославле у представителя ордынцев Кутлубия служил некий приспешник — бывший монах Зосима (Изосима), перешедший в ислам «пьяница» и «кощунник», особенно свирепствовавший вместе со своим хозяином. Однако ордынская власть над Русью в те годы заколебалась: между ханами начались кровавые распри, затянувшиеся на несколько лет. Именно тогда, в 1262 году, и вспыхнуло восстание, разом охватившее огромную территорию. В Ростове, Суздале, Владимире, Ярославле, Переяславле-Залесском и Устюге Великом «бысть вече», и Бог «вложи ярость хрестьяном во сердце». Откупщиков перебили или изгнали из городов, Кутлубий и Зосима также погибли, а тела их ярославцы «повергоша псом на снедение», то есть бросили на корм «псам и воронам».
