Книга Пожарский, страница 33. Автор книги Дмитрий Володихин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Пожарский»

Cтраница 33

Весьма возможно, силы обеих сторон были значительно скромнее даже минимальных цифр, названных в исторической литературе.

Источники, повествующие о великом московском противостоянии, постоянно упоминают маневры «сотнями», «ротами», а не какими-то значительными массами живой силы. Да и трудно было прокормить большое воинство в разоренной обезлюдевшей стране. К тому же — на развалинах Москвы, откуда разбежалось население.

Ход сражения за Москву приведет основные силы польской армии в начало улицы Ордынка, где им предстояло вести бой на протяжении многих часов. А там просто негде разместить не то что двенадцать, а даже и пять тысяч бойцов при огромном обозе.

Вот и приходится усомниться в том, что с обеих сторон противоборствовали армии по 10–15 000 бойцов. Думается, в литературе их численность завышена. Историк А. Л. Станиславский привел показания новгородского дворянина («сына боярского») И. Философова, захваченного поляками в бою под Москвой осенью 1612 года. По его словам, объединенное ополчение располагало силами в 7500 бойцов, из коих большую часть составляли казаки. [147] Конечно, многих людей Пожарский с Трубецким потеряли во время боевых действий, другие же просто разъехались из-под Москвы, не терпя бескормицы. Но ведь и пополнения приходили в русскую столицу! Как бы эта цифра не оказалась самой близкой к тем силам, которыми реально располагали земские воеводы в августе — ноябре 1612 года…

Легче разобраться не в количестве воинов у Ходкевича и Пожарского с Трубецким, а в их качестве.

В распоряжении Пожарского было совсем немного хорошо вооруженной, по-настоящему боеспособной дворянской кавалерии и служилой татарской конницы. К счастью, он получил под команду отряд смолян, дорогобужан и вязьмичей, выделявшийся на общем фоне большой воинской опытностью и превосходным снаряжением. Но значительную часть войска составляли пешцы, собранные с бору по сосенке и вооруженные пестро. Дмитрию Михайловичу подчинялось небольшое количество стрельцов, а также казачьи отряды, но их боевая ценность, как правило, оказывалась ниже, чем у дворянских полков. Надо учитывать, что лучшие силы России были к тому времени перемолоты в многочисленных битвах и еще того больше — в кровавой междоусобице. Прежде, в годы царствования государя Василия Ивановича или при Борисе Федоровиче, Москва могла выставить большую армию, и ядром ее становился «государев полк» или «государев двор». Туда входили богатейшие люди страны, отлично вооруженные и экипированные, на превосходных лошадях, с большим военным опытом. Искусные воеводы, поседевшие в сражениях и походах, вели русскую армию. Общая твердая дисциплина спаивала ее в единое целое. Контингент европейских наемников придавал ей дополнительную ударную силу. Такое воинство могло всерьез поспорить с вооруженными силами Речи Посполитой. И всё это погибло за несколько лет под действием ужасающей мясорубки… Не надо обманываться! Пожарскому досталось небогатое провинциальное дворянство, получившее возможность относительно прилично вооружиться и вдоволь покушать. Пожарскому достался «офицерский корпус», не блиставший великими способностями, но уж хотя бы верный общему делу. Пожарскому достался талантливый администратор Минин, наладивший бесперебойное снабжение с территорий, не до конца разоренных смутою. Но — и всё. Это далеко не та державная мощь, какую могли выставить в поле русские монархи прежних лет. Это ее огрызок.

Как выразился Р. Г. Скрынников, «в ополчении под Москвой… было много крестьян и горожан, никогда прежде не державших в руках оружия. По феодальным меркам, им не место было в армии. Но война в России приобрела народный характер. Ополченцев воодушевляло сознание высокой патриотической миссии. Они сражались за родную землю» [148]. Вот это-то святое воодушевление ополченцев, этот гнев на интервентов и желание восстановить порядок и составляли единственный большой козырь, который земское командование могло выставить против Ходкевича.

Иначе говоря, Дмитрий Михайлович располагал боевыми силами второго сорта. И еще очень хорошо, невероятно хорошо, что Минин и его помощники смогли собрать хотя бы это. У Трубецкого не было ничего подобного.

Трубецкой располагал незначительным количеством обносившихся, усталых дворян и роем казаков — отважных, конечно же, порою просто неистовых, но не слишком искусных в бою и до крайности слабоуправляемых. Многомятежное казачье войско колебалось между одним настроением и другим, сварило с дворянами из соседних русских таборов, а могло явиться с угрозами к собственным полководцам. Оно не обладало должной надежностью для великого дела. К тому же ополчение Трубецкого было страшно измотано стоянием под Москвой, боями, потерями, отсутствием подкреплений. Наконец, оно пало духом от прежних неудач.

Два ополчения не имели единого командования и относились одно к другому с большим недоверием.

Каковы военачальники, оказавшиеся во главе этого пестрого сборища?

Пожарский обладал и отвагой, и явно выраженным тактическим дарованием: за ним числилось несколько выигранных боев. Кроме того, он сумел очистить Русский Север от вражеских сил, да и привести свою молодую армию к столице, что само по себе являлось делом нелегким. Но Дмитрий Михайлович никогда не управлял таким количеством бойцов в открытом полевом столкновении с неприятелем. Его опыт был результатом успешного решения боевых задач значительно меньшего масштаба.

Трубецкой располагал еще меньшим опытом. И воинские его способности, очевидно, далеко уступали таланту Пожарского. Ему досталась рать, в значительной степени собранная и воодушевленная Прокофием Ляпуновым, а затем дезорганизованная Иваном Заруцким. Оказавшись во главе боевого ядра этой армии, Трубецкой честно дрался, имел некоторый успех в противостоянии с силами польского гарнизона в Москве, но деблокирующих усилий неприятеля сдержать не мог. Его заслуга заключается в невероятной стойкости: он оставался под Москвой даже в ту пору, когда, казалось бы, все надежды на победу исчезли. Он удержал при себе немало людей. Значит, имел достаточно воли и способности к убеждению. Он упорно сопротивлялся польскому воинству и давил на кремлевский гарнизон интервентов. Следовательно, обрел некоторое умение вести тактическую борьбу. Кроме того, князь Трубецкой — единственный великородный аристократ, оказавшийся «за отечество стоятелен». Прочие либо угодили в плен, либо перешли в стан неприятеля, либо сыграли в великом противостоянии незначительную роль. А он стал живым знаменем для Первого ополчения. Как это воспринималось в начале XVII века? Если столп царства, знатнейший Гедиминович, вышел против грозного неприятеля, то за ним, именно за ним, а не за стольником Пожарским, легко пойдет русский служилый люд, ему без сомнений подчинятся боярские рода. Знатность Трубецкого — очень серьезный козырь для земского дела. На ней многое держалось. Но биография Дмитрия Тимофеевича отнюдь не была украшена крупными воинскими достижениями…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация