Долгое время занимая пост главы Разбойного и Московского судного приказов, князь понаторел в деталях следственной работы и судебного процесса. Несколько раз Дмитрий Михайлович вносил дельные предложения о порядке судопроизводства. Дума принимала положительные решения по его проектам в 1628, 1635 и 1636 годах.
[358]
По словам историка М. П. Лукичева, Пожарский «…нужен правительству на тех участках, где его опыт и авторитет могут больше всего пригодиться, так, например, не без расчета на его популярность поручалось ему дважды возглавлять сбор денег на устройство армии для войны с Польшей. Показательно и то, что Пожарский никогда не отстранялся от дел. Не было ни одного года в его биографии, который… не отмечен военной, приказной или дипломатической службой».
[359]
Но востребованность князя в приказном управлении объясняется не только авторитетом Дмитрия Михайловича и его трудолюбием. Пожарский оказался столь же талантливым администратором, как и полководцем. Именно по этой причине его и назначали на управленческие должности без роздыха. Была в нем хорошая русская черта: вытягивать воз из ямы во что бы то ни стало. И на его крепкой хребтине, на его двужильности правительство Михаила Федоровича вытащило много возов…
За труды Пожарскому оказывали почтение и любовь. Кроме того, правительство платило ему самой ценной в политике монетой — доверием.
Один из главных признаков влияния того или иного вельможи на большую политику — его участие в дипломатических делах. Дмитрий Михайлович не является сколько-нибудь значительным лидером русской дипломатии того времени. Не он вырабатывает генеральный курс внешней политики. Но его нередко задействуют в переговорах с английскими, польскими, крымско-татарскими послами. Большей частью, правда, как фигуру дипломатического ритуала.
[360] Однако само присутствие на посольских приемах — знак высокого положения.
Время от времени его даже ставят старшим среди бояр, остающихся в столице, когда государь надолго выезжает из нее. Первый раз такое случилось в июле 1628 года.
[361] В этом смысле Пожарский пользуется полным доверием правительства.
Иностранные источники характеризуют его, как одного из главных доверенных лиц молодого государя. Шведы доносили своему правительству в середине 1620-х: князю Пожарскому «предан весь народ»; если требуется получить нечто важное от матери государя, то следует обратиться к ней через одного из узкого круга вельмож. В числе этих вельмож — Дмитрий Михайлович.
[362]
Как уже не раз говорилось, ярко выраженная черта московского государственного строя — очень внимательное отношение к торжествам и ритуалам. Все тайные пружины придворной жизни, вся скрытая сила тех или иных персон оказывались на виду, когда их расставляли по рангам во время публичных церемоний. С этой точки зрения, высокий статус Дмитрия Михайловича постоянно подтверждали формально.
Так, он назначен «дружкой» Михаила Федоровича на двух свадьбах государя — 1624-го и 1626 годов. В обоих случаях родню Пожарского приглашали участвовать в свадебных торжествах и дали ей почетные места. Для сведущего человека это серьезный показатель: князь не только сам возвысился, его влияния хватило, чтобы вытащить наверх семейство.
В мае 1616 года царь оказывает Дмитрию Михайловичу особую почесть: приглашает его к себе за стол на «Николин день».
[363] Позднее такие приглашения стали для Пожарского обычным делом. Если он не уезжал на воеводство, то несколько раз в год на праздничные дни и во время посольских приемов оказывался в тесной компании за государевым столом. А когда Михаил Федорович отправлялся на богомолье и Пожарский бывал среди сопровождающих лиц, то князя опять-таки звали за обеденный стол.
[364]
В 1619 году из польского плена вернулся митрополит Филарет — отец государя Михаила Федоровича. Царедворцев, особенно важных для правительства, назначили в несколько почетных «встреч», т. е. застав, встречающих митрополита на дороге в Москву. Среди них началось скрупулезное подсчитывание, какая «встреча», да какое в ней место почетнее, а кто окажется в проигрыше… «Младшей» считалась первая «встреча» (самая дальняя от Москвы), «старшей» — последняя. Тот, кто шел первым в списке вельмож, составлявших заставу, оказывался «местом выше».
Пожарского сначала поставили вторым во вторую «встречу». Но окольничий Федор Бутурлин, попавший вторым в первую «встречу», бил челом, «…что ему меньше боярина князя Дмитрея Пожарскаго быть не вместно». Правительство виртуозно разрулило ситуацию. Бутурлины и впрямь стояли намного выше Пожарских в лестнице местнических счетов, но «задвигать» Пожарского после его недавних военных заслуг было бы преступной неблагодарностью. Поэтому их «развели» без ущерба для родовой чести обоих. Бутурлина поставили вторым в третью «встречу», самую почетную, зато Пожарского сделали первым в первой «встрече». Кто формально выиграл, один Бог разберет: соотнести эти два места трудно, прямого соотнесения нет. Но Бутурлин упорствовал: он все еще видел для себя обиду. Правительство, почувствовав назревание большого местнического скандала, приговорило «быти… всем без мест».
[365]
Первая застава приветствовала Филарета в Можайске, вторая — в Вязьме, третья — в Звенигороде. Всякий раз аристократов, стоящих во главе «встречи», сопровождали архиереи, монастырские власти и свита из множества дворян.
Вскоре Филарет принялся подтягивать к себе главные нити государственной власти. Митрополичий сан он быстро сменил на патриарший. Новой почестью, может быть, даже более важной, чем приглашение на обед к государю, стало приглашение на обед к патриарху. Благоволение, выказанное новым политическим лидером страны — именно политическим, а не только духовным, — дорогого стоило. Так вот, князя Пожарского приглашал к себе и Филарет.
[366] Первое время патриарх, скорее всего, недоумевал: как могли ничтожного Пожарского назначить ему на «встречу»?! Да кто такие были Пожарские еще в 1610 году, когда государев отец оказался польским пленником?! Но Филарету объяснили заслуги Дмитрия Михайловича, и он согласился: да, этого человека стоит привечать, и от местнических «обвинок» тоже защищать его стоит. Дельных воевод мало, дельных управленцев мало, а Пожарский — хорош.