Потом она догадалась, о чем хотела сказать ей Вика. О том, сколь опасно так безоглядно, безоговорочно прыгать в любовь – ведь тем больнее будет возвращение в холодную московскую реальность... Но Наташа не верила, что Никита когда-нибудь сможет отвернуться от нее. Столько слов, столько обещаний, столько поцелуев, от которых кружилась голова...
Никита позвонил ближе к вечеру – на этот раз он не забыл узнать у Наташи ее телефон.
– Наташа, милая... Все время о тебе думаю. Как ты там?
– Все хорошо, – счастливо улыбнулась она, стоя в зарослях лиан и папоротника – звонок Никиты застиг ее именно там, в ее любимом уголке, среди импровизированных джунглей. – Скучаю по тебе.
– Послушай, сегодня нам не удастся встретиться, – вздохнул он.
– А что такое? – улыбка постепенно стала исчезать с ее лица, мобильный телефон в ладони показался тяжелым, словно камень.
– Дед прихворнул. Я сейчас к нему еду...
– Никита Савельевич? Что с ним?
– Надеюсь, ничего страшного. Давление, и все такое... Домработница только что сообщила.
– Конечно, поезжай! – обеспокоенно произнесла Наташа. Никита Савельевич Рощин был ей очень симпатичен.
– Я позвоню тебе вечером...
– Да-да, конечно!
Внезапная болезнь деда – это, конечно, серьезно. Свидание может подождать.
Наташа верила Никите и сочувствовала Никите Савельевичу, но странное дело – какой-то червячок сомнения вдруг стал грызть ее душу.
«Я веду себя, словно блаженная... – осудила она саму себя. – Лепечу какую-то ерунду. «Все хорошо, скучаю по тебе...» А если Никите неприятна моя безудержная влюбленность? Нет, надо быть сдержанней, холодней. Вика права – можно обжечь крылышки. Я слишком люблю Никиту! Хотя, разве может быть «слишком» в любви?»
Вечером, дома, она совсем загрустила.
Никита не звонил.
Наташа, конечно, могла сама набрать его номер, но из какого-то упрямства, которое всегда преследует влюбленных, с непременным оттенком мазохизма, не стала этого делать.
Потом, в девятом часу, кто-то позвонил в дверь.
– Никита! – едва сдерживая безумную радость, она бросилась открывать.
На пороге стояла Анна с большим пакетом в руках.
– Ты кого-то ждешь? – беспокойно спросила сестра. – Ничего, я только на минутку...
– Нет-нет, проходи! Я совершенно свободна...
Анна встряхнула свой легкий полушубок из голубой норки, прежде чем повесить его на вешалку.
– Снег прямо-таки валом валит... – пробормотала она озабоченно. – Всего-то от машины до подъезда добежала, а меня с головы до ног засыпало!
Она повернулась к Наташе – бледная, без привычной косметики на лице.
– Что-то случилось? – напряглась Наташа.
– С Аркашей сегодня утром говорили.
– Да? Господи, да ты проходи...
Они сели в комнате друг против друга. Анна сложила руки на коленях – полные, белые руки, с колечками и маникюром, очень ухоженные... Сцепила пальцы.
– Все ужасно, – устало произнесла она. – Ты была права, Наташа, – у моего мужа куча долгов. Если он не расплатится... ну, ты сама понимаешь – могут быть всякие неприятности.
– Анька! – Наташа бросилась сестре на шею. – Бедная моя Анька!
– Вот именно – бедная, – машинально усмехнулась та. – Нет, ты садись, мы еще не договорили. В общем, дачу придется продать Айрапетянам – иначе я не представляю, откуда еще можно взять денег. Ты... ты не возражаешь? Я понимаю, что лишаю тебя твоей доли наследства, но иного выхода...
– Нет-нет, я не возражаю! – быстро перебила ее Наташа. – Продавай все, если надо. Если кредиторы... ну, словом, мы не можем рисковать Настей – ведь... – она не смогла продолжить.
– Ну да... – прошептала Анна.
– И что потом?
– Когда? А, понимаю... Аркадий дал слово. Он завязывает с игрой.
– Послушай, Аня, Аркадий уже не остановится! – закричала Наташа. – Он уже сто раз давал слово, и даже Настей клялся...
– Ты что, предлагаешь мне бросить его? – сурово спросила Анна. – Бросить моего мужа, отца моей дочери?
– Я не знаю... – растерялась Наташа. – Но... Аркадий может вас к такой пропасти подвести...
– Наташа, я не могу его бросить, – отрезала Анна. – Я его люблю.
– Аня, если бы и он... Понимаешь, я уже не о деньгах говорю, – опустив глаза, прошептала Наташа. – А о том, что он позволял себе по отношению ко мне в последнее время...
– Но ничего же не было? – сурово спросила Анна.
– Нет, ничего. Но...
– Без всяких «но»! – ожесточилась сестра. – Ничего не было, и точка. Мне пока не к чему ревновать.
– Аня...
– Перестань!
Они замолчали. У Анны билась голубая жилка на виске... Потом старшая сестра немного успокоилась и зашуршала пакетом.
– Вот, я тебе кое-что принесла...
– Что это? – удивилась Наташа.
– Да ты загляни!
Наташа принялась доставать из пакета какие-то свертки. В одном месте плотная бумага лопнула, и показался уголок чего-то до боли знакомого... Каминные часы!
– Это то, что осталось, – сухо сообщила Анна. – Я решила отдать все это тебе – ты ведь была против того, чтобы мамины вещи были распроданы...
– Как хорошо! – обрадовалась Наташа, освобождая тяжелые часы от остатков бумаги. – Память о маме. Это все, конечно, теперь копейки стоит...
– Какие копейки?! – не выдержала, взорвалась старшая сестра. – Ты с ума сошла... В пакете документы, как их там – контрибуции... атрибуции... ну, словом, бумаги, которые подтверждают художественную и историческую ценность этих вещей. То, что ты сейчас держишь в руках, называется часы «буль».
– Какой еще буль? – удивилась Наташа.
– О господи... так стиль называется, – вздохнула сестра. – Я, правда, в терминах не очень разбираюсь – как поняла, так и объясняю. В общем, этот самый стиль возник в семнадцатом веке...
– Так это часы семнадцатого века? – поразилась Наташа.
– Нет, они сделаны в сороковых годах девятнадцатого века, во Франции, – терпеливо принялась объяснять сестра. – Механизм в футляре черного дерева, инкрустирован медью и черепахой... Они очень ценные.
– Господи, Анна, я и не знала! Аркадий говорил...
– Да мало ли что он говорил! – с досадой перебила сестра. – Я и сама не знала до недавнего времени. Ты другие свертки посмотри...
– Монетка! – обрадовалась Наташа, открывая маленький футляр. – Золотая, да? Я ее помню – мне как-то мама дала ею в детстве поиграть. Кажется, от прадедушки осталась, да?
