— Бывает так одиноко, тоскливо, приду, посижу в этой комнате, вроде, как с
В отцовской комнате-кабинете, в его большом мягком совсем стареньком кресле, я не сразу заметила маму. Мне показалось, что она уснула. Накрыв её пледом, я села за папин старый с зелёным сукном посередине, на котором лежало толстое стекло, письменный стол. Тусклый свет из-под тоже зелёного стеклянного абажура падал на фотографии, лежащие под стеклом. Отец, все эти старинные вещи перевёз из бывшей квартиры и не желал менять их на более современные, как бы мы его не уговаривали.
— В моём пространстве должно быть удобно мне. Командуйте в своих комнатах. А здесь находятся дорогие для меня вещи. Под этой лампой делал уроки мой брат, а стол принадлежал отцу. Они погибли на фронте, но они со мной всегда, потому, что эти вещи сохранили тепло их рук. Тем более я эти раритеты привёл в порядок, они ещё столько лет прослужат, сколько я не проживу.
Я повертела в руках коробочку с китайским бритвенным прибором. Достала маленькую фотографию с почти выцветшими на обороте иероглифами, пытаясь всмотреться в лицо женщины, которую когда-то любил мой отец.
— Маргоша, я так перед ним виновата. Я не могла признаться ему, — я вздрогнула.
Оказывается, мама не спала. Она просто окунулась в своё прошлое. В свои воспоминания. По её щекам струйками лились слёзы. Мама не плакала, она сидела с закрытыми глазами, а слёзы просто струйкой стекали по её щекам, медленно капая на плед. Она мне говорила, говорила, освобождая свою душу от тяжести, которую носила всю жизнь, а слёзы, словно сами по себе текли, текли, не мешая её рассказу.
* * *
Россия. Ростов-на-Дону. 1991 г.
Вера лежала на диване в своей комнате, с сильным приступом мигрени. Свекровь суетилась возле неё, когда прозвенел звонок в дверь. Соседка, пока ещё живущая в соседней комнате, тихо позвала мать Сергея.
— Мария Петровна, это к вашему сыну. Верочке легче?
— Да немного боль утихла, кто там?
Открыв большую массивную дверь, она увидела мужчину азиатской наружности, лет сорока. Она сразу поняла, для чего этот человек ищет её сына. Пожилая женщина вышла из квартиры, закрыв собою дверь, словно не хотела впускать ничего такого, что могло бы помешать жить, как прежде, её сыну, невестке Вере, которую она любила, как дочь, их взрослым уже детям, да, в конечном счете, и ей самой.
— Можно мне видеть Сергея Колосова? — С акцентом спросил парень.
— Вы, знаете, его нет, — в её глазах гость прочёл растерянность и испуг.
— Он уехал?
Она утвердительно мотнула головой, потом помедлив, выпалила, — он умер. — Когда? — Побледнев, испугано спросил парень.
— Давно, давно, — поспешно ответила она, и с мыслью, — что же я делаю, хороню живого сына, — поспешно скрылась за дверью.
Обескураженный неприветливым приёмом Джиан, ещё несколько секунд стоял у захлопнувшейся перед ним двери. Он понял, что здесь знали, или догадывались о его существовании, но встретили так, потому, что не хотели, чтобы встреча состоялась, поэтому эта женщина, скорее всего, судя по возрасту, мать отца, а значит его родная бабушка, не захотела видеть внука. Не захотела познакомиться с ним, с Джианом.
Парень сел на каменные ступеньки и закурил. То, что ему солгали, сказав, что отец умер, Джиан знал точно, потому, что судьба совсем недавно свела его с Жонгом, давним другом и сослуживцем отца по корейской войне. Совсем недавно, Жонг познакомился с ним в Москве и рассказал о недавней их встрече.
* * *
1989–1991 гг. Китай, Пекин. СССР, Москва.
После смерти Шена, которого Джиан не переставал считать своим отцом, даже после его признания, Джиан растерялся. Тогда ему исполнилось пятнадцать лет. Известие, прозвучавшее из уст смертельно больного отца, не так сильно повлияло на его сознание, как сама его смерть. Отец для подростка был предметом гордости и подражания. Джиан не последовал его примеру и не стал военным только лишь потому, что этого не хотел отец. Приветствуя изучение мальчиком языков, он сам помогал ему, нанимая учителей в то трудное и опасное время.
Помимо английского, испанского Джиан неплохо владел и русским. А когда, после смерти Мао страна стала меняться, Джиан серьёзно стал изучать всё, что касалось России. Вскоре знание языков, особенно русского ему пригодились. Однажды в Пекине его познакомили с одним влиятельным человеком, который собирался ехать в Советский Союз.
— Тебе повезло, Су Вейдж, очень влиятельный в определённых кругах человек. Главное, если ты ему подойдёшь, то твоя жизнь будет прекрасна. Сейчас главное знать русский язык, тогда точно не пропадёшь. Я недавно вернулся из России. Там конечно такое творится! Перестройкой называется. Хоть атомную бомбу вывози за бесценок, тебя ещё благодарить будут за это.
Джиан ничего не понял о новых российских порядках, но обрадовался предстоящей поездке. Су Вейдж оценил способности молодого человека.
— Подойдёт, — подумал он, — раньше, в наше время, этот интеллигентишка покрутился бы у меня, сам бы съел свои очки, и галстуком закусил. Но теперь другие времена. Эх, молодость!
Су Вейдж часто вспоминал свои похождения по городу с друзьями из «Красной молодёжи» с дубинками, красками, ножницами в руках. Обычно с применением этого оружия они «учили» правильной жизни женщин, работающих в горкомах, но и другим доставалось. Члены их отрядов отрезали косы и сбривали крашеные волосы у девушек, обламывали высокие каблуки на обуви у женщин. Раздирали слишком узкие брюки, разламывали пополам остроносые туфли у мужчин. Хунвейбины обыскивали дома в поисках «доказательств» неблагонадёжности хозяев, реквизируя деньги и ценности.
Су Вейдж повезло, он отсидел, после краха «Культурной революции», совсем ничего, но надолго запомнил те унижения, которым подвергался, попав в заключение. Но как, ни странно, после смерти «Великого кормчего» Су Вейджу стало везти больше. Вскоре, теперешний хозяин Джиана разбогател, став одним из членов одной очень опасной группировки — Тай Хуэнь Чай. Её участников объединяло прошлое. Все они бывшие хунвейбины, отсидевшие различные сроки за свои чистки при Мао. Эта банда не имея ни одного чётко выраженного лидера, являлась самой крупной и влиятельной в стране. Не имея определенной организационной структуры и даже то, что преступники практически незнакомы друг с другом, не мешало тому, что о ней говорили и говорят шёпотом по всей Азии.
Когда Джиан понял всё о влиятельности своего босса, было уже поздно. Просто так, выйти из сетей этого спрута стало совсем невозможно. И хотя в обязанности Джиана входило только лишь постоянно находиться с хозяином при деловых встречах, и проверять переводы статей различных газет и журналов других переводчиков, такая работа его угнетала. Скорее всего, мотаясь с хозяином по миру, Джиан нашёл бы способ, как избавиться от ненавистной работы и хозяев. У него была идея остаться в Штатах, куда не раз они летали, но в Китае его держала любовь.
