— Ну, ты Михалыч, даёшь! Доживёшь, ничего Аня твоя передачи носить тебе будет.
— Не, не доживу. Ну, дайте выпить, душа горит!
Марианна принесла небольшой графинчик с налитой в него водкой. Михалыч выпил залпом одну, потом следом ещё одну рюмку.
— Не принесёт, Рая. И не выйду, за двойное убийство и одно покушение пожизненное дадут, — он налил ещё рюмку водки.
— Так всё-таки вы жену свою убили? — Спросила я его, когда он опрокинул очередную рюмку.
— Получается, что убил.
— Ой, за что же это ты Аньку свою убил? Вы же душа в душу столько годков вместе прожили, — запричитала Раиса.
— Прожили, не отрицаю. Нет, вы не думайте, я не хотел её убивать. Так получилось, — сейчас крепкий деревенский мужичок, привязанный нами к стулу верёвкой, казался маленьким, скорчившимся старичком. С давно небритым лицом, красными от выпивки, а возможно и из-за пролитых в одиночестве слёз, от осознания, что ничего назад уже не вернуть, он совсем не походил на прежнего, всегда опрятного и строгого участкового.
— Как Анюта стала ездить к своей сестре в Питер, так изменения я стал в ней замечать. Приезжала от неё молчаливая, неразговорчивая. Я сразу понял, что она что-то скрывает от меня. А тут появилась Галина ваша. Она к ней пошла. Уж не знаю, что она ей там наговорила, только вернулась Аня от неё вся взбудораженная, с порога мне, говорит, что всё разводиться будем. А завтра, говорит, первым автобусом в Ростов поеду, а там, на проходящий состав до Питера. Приеду на суд, а не приеду, нас и так разведут, без меня. Я её стал уговаривать, а она призналась, что давно не любит меня. Раздражаю я ее, видите ли. Выяснилось, что другого любит и будет жить у него в Питере в квартире. С ним, не то, что со мной, навоз месить не надо. Ну, я… Вы девчонки не подумайте, я на неё в жизни руки не поднял, а тут такая злость меня взяла, я её схватил за шею, а опомнился, когда Аня моя уже посинела в моих руках.
Участковый выпил ещё рюмку водки.
— Вот девочки, так-то. Сначала сдаться хотел, а потом подумал, представил себя в камере, жутко стало. Да, вроде я не из трусливых всегда был. А вот ведь как вышло. Взял и закопал я Анечку свою. По станице слух пустил, что уехала Аня к сестре и возможно, больше не вернётся. Мол, к другому ушла. Потом подумал, что всё равно надо будет что-то предпринимать, от родни куда деться, искать будут. Придётся в розыск Аню объявлять, начнутся проверки. Дойдут до Галины, она и ляпнет, что надоумила её на развод подать и из станицы уехать, новую жизнь начать. Так дорожка ко мне приведёт. Помутнение на меня нашло. Достал я тогда дедовский пистолет наградной, а дальше вы всё знаете. Не видел я, что ты Рая с родственницей к ней пришла. Да особенно и не рассчитывал я. Да… Это волынка долго бы ещё длилась, пока запрос в Питер, туда, сюда, да вы стали шевелить это дело.
— Ну, вы задушили бы меня и что это вам дало? — Перебила его рассказ Марина.
Михалыч не успел ответить. К дому с шумом подъехала машина скорой помощи и полиции.
— Ну, вы женщины даёте? Вы как его завязали? — Удивлялись оперативники нашему ноу-хау. Мы привязали участкового к стулу, так, чтобы его руки были свободны.
— Ну а как же он бы чай пил? — Стала объяснять Рая.
— По нему видно, что он опился вашего чая. А вы Маргарита Сергеевна, когда собираетесь назад в Москву? — Обратился ко мне разгневанный Андрей.
— Вот такая благодарность за поимку преступника. Ладно, мы это уже проходили. Уеду в Ростов, завтра же первым автобусом.
* * *
Как быстро несётся время. И никак не получается хотя бы на немного приостановить бег часовой стрелки, чтобы задержаться в этом беспокойном мире хотя бы на одну лишнюю секунду, на минуту. Но, даже остановив настенные часы, мы не обманем время. Стрелки наших биологических часов будут стучать внутри нас с тем же ритмом, без пауз, до того времени, когда сердце само не прикажет им остановиться, а разум не подскажет: вот теперь пора, время твоего существования в этом мире иссякло. И мы с сожалением или с радостью отпустим свою душу в новый неизведанный нам мир.
Интересно, думала я, лёжа в своей старенькой кровати, в своей маленькой комнате, которую выделили мне родители, после того, как папа сделал пристройку к нашему небольшому дому. Господи, я уже сама бабушка, а как же приятно ощущать, что в родительском доме есть твоя комнатка с кусочком твоего детства. У стенки стоит мой небольшой письменный стол. Над ним висит полочка, сделанная руками отца. На ней стоят, тесно прижавшись друг к другу книги, которые я когда-то читала, учебники по которым я училась в институте, оставленными мамой «на память». История русского искусства, история архитектуры, теоретическая механика, сопромат. Как давно это было. Я и раньше по приезде, останавливалась в этой комнате, спала на этой скрипучей старенькой кровати. Но как-то совсем видела и воспринимала всё по-другому. А теперь, у меня что-то больно защемило сердце. Я встала, подошла к окошку. Скоро наступит зима. Холодно. В Москве уже совсем холодно. Отодвинув занавеску, я увидела стоявшую на подоконнике шкатулку. Это первый подарок Олега, в те годы пока ещё моего будущего мужа. Мама сохранила. Как бережно она относится к памяти.
Как зачастую мы легкомысленно относимся к частичкам, фрагментам нашей жизни, не обращая внимания, не придавая значения тем или иным событиям. Мы забываем даты рождения своих предков, считая это не важным, их рассказы о своей жизни, думая, что их пересказ нашим детям, совсем не к чему. Мы не знаем своих родословных, мы забываем близких родственников. Мы теряем свои корни. Теряется связь поколений. К старости мы остаёмся одинокими.
И только память, выстраивая свои невидимые цепочки, скрепляя нас датами, событиями, любовью, приводит нас к своим корням. Память даёт нам возможность, как журавлям в небе вновь опять вернуться домой.
Тихо скрипнула дверь. Янлинь подошла и уткнулась головой в мою спину. Я обняла её за худенькие плечи и мы стояли молча, прижавшись друг к другу, как мои книги на полке, и молча смотрели в окно на планирующие с деревьев последние жёлтые листья, на дождевые капли медленно стекающие по стеклу.
— Мне хорошо у вас, — тихо с приятным акцентом сказала она. Я крепче прижала её к себе, — мне хорошо с вами, — продолжила она и тоже заплакала.
— Не плачь. Раз хорошо, значит, ты вернёшься сюда, в дом, где тебе всегда будут рады. Где тебя всегда будут ждать. Потому, что это теперь и твой дом, твоя семья. А значит, жизнь в доме твоего деда никогда не угаснет. Значит, будет её продолжение. Продолжение истории нашей семьи.
