— И о них тоже. Я говорю, свекровка твоя со свёкром старенькие совсем, а ездят. Не забывают. Помогают. Внука любят.
— Твоя, правда. Очень хорошие люди. Никогда не забудут. Митьке завтра десять стукнет. Вот и привезли побаловать внука, подарков навезли. Он и рад.
— Да, смотрю, не скучно тебе. А Митька-то твой, всё с японцем, да с японцем. Прямо не разлей вода. Смотри — папкой признает.
— Нюр, ну что ты несёшь?
— Да, ладно-ть, вижу и тебе он по нраву. Я бы и сама от такого папки не отказалась.
— Так кто тебе мешает? Забирай второго, — смеясь, говорила Надя, вымешивая тесто.
— А, что? И заберу, коль отдаёшь, — ответила ей Нюра и, обращаясь к Тадаши, спросила его, — ну чего? Пойдёшь ко мне?
Мужчина, не понимая её вопроса, улыбаясь, часто замахал головой.
— О, смотри! Он согласен, — кивнула Нюра на Тадаши.
— Они всегда кланяются. Что ни сделай, ни спроси, всё поклоны бьют. Это у них так положено.
— А тебе, откуда известно? Понимать по ихнему стала, чё ли?
— Да, куда там! Это Митька всё — переводчик. Как и что понять он может, сама в толк не возьму. Языка — то он не знает. Один по-японски лепечет, а малой переводит, будто понимает, что он ему говорит. Чудно!
Дима сразу подружился с всегда вежливым, постоянно машущим головой, и кланяющимся в знак благодарности японцем. Весной он первый раз помог пройти Ичиро по улице. Он не понимал, почему мальчишки, норовили попасть в них камнем, когда они с Ичиро, который одной рукой опирался на его плечо, а другой на выструганную палку, шли к морю. Ичиро тоже привязался к мальчику и всё время что-то говорил Диме по-японски, гладя своей жилистой рукой по светлым волосам мальчика и вытирая выпирающие от худобы скулы от набегавших слёз на своём лице. Они почти никогда не расставались. Куда бы японец ни шёл, Дима сопровождал его, оберегая от злых проказ мальчишек. Ичиро был благодарен ему за это. Вскоре мужчина и мальчик стали понимать друг друга.
— Мама, я уже хорошо понимаю Ичиро. Он рассказал мне, что у него дома остались и ждут его отец Киоши, мама Хана, жена Михико и сын Сашио, — как-то радостно выпалил он ей.
— Значит и жена и детки у него там есть, ждут его, — с грустью проговорила Надежда.
— Не детки, а один сын. Мама, а знаешь, как по-японски звучит твоё имя? Нозоми! Надежда, это Нозоми. Ичиро-сан сказал, что ты очень красивая! — радостно сообщил ей Дима.
— А я-то думаю, что он всё мне На-за-ми, На-за-ми. А это выходит он меня так называл? Иди уже! Что за сан такой, иш, научился словам и рад! Придумал тоже На-за-ми какую-то, — вытирая тарелки, тихо говорила она.
Щёки Нади запылали от смущения. Шутя, она ударила полотенцем сына и, смеясь, прогнала его на улицу.
— А у второго есть жинка? Как его зовут?
— Тадаши. Не знаю. Димка переводчик. Его надо попытать.
— Ну, что Тадаши, пойдёшь ко мне? У меня тоже весело, не соскучишься. Я не Надька, я тебя враз на ноги поставлю.
Тадаши, сидя на кровати закивал головой. Женщины, понимая, что он ничего из сказанного не понял, засмеялись. Нюра подошла к Тадаши и помогла ему встать с кровати. Аккуратно, медленно ступая, они вышли из дома Надежды.
— Надя-сан, Но-зо-ми, — вдруг услышала она тихий голос Ичиро, который оказался рядом с ней.
Он стоял за её спиной, вдыхая в себя запах русых волос, просачивающийся через тонкую полотняную косынку. Осторожно взявшись пальцами за один кончик косынки, он дёрнул её. Длинные волнистые волосы, собранные в большой мягкий пучок упали водопадом на плечи Нади, пройдясь, как мягкой кистью по полотну, по лицу Ичиро.
— Но-зо-ми, — прошептал он ей на ухо и повернул её лицом к себе, — Но-зо-ми, — повторял он, целуя уставшую ждать любви молодую женщину, застывшую от неожиданно нахлынувшего счастья.
Дима рос способным мальчиком. На радость Надежды и Ичиро, через год он стал переводчиком между японцами и жителями посёлка. Да и добродушные пленные пришлись по душе большинству жителей посёлка. Безотказные, спокойные они хорошо и быстро выполняли любую работу.
Диме нравилось уходить с Ичиро на берег моря и там, спрятавшись от надоедливых мальчишек, слушать его рассказы. Рассказы это были или крик истосковавшейся по родине души Дима не знал, но ему казалось, что он всё понимает, что в своих словах хочет передать ему этот крепкий спокойный, но сентиментальный мужчина, у которого всегда глядя в бескрайность Японского моря, появляется горькая скупая слеза.
— Осыпались вишни, напрасно бродит мой взгляд. Кругом всё поблекло.
Весенний дождь без конца в опустевшем небе.
Сикисси Найсинно, — громко называл Ичиро имя любимого поэта.
Дима понял, что тогда читал ему отец, он так стал называть Ичиро, через много лет, когда всерьёз стал изучать японский язык, когда его сознание полностью поглотило изучение японской культуры. А тогда, Ичиро оструганной, как карандаш палкой рисовал на земле то, о чём рассказывал Диме. Там на берегу моря, укрывшись под уступом берега, как в маленькой пещере защищавшей их от ветра, любуясь красотой моря, Дима понемногу, слово, за словом познавал другой мир. Новый для него мир звуков, понятий, семейных отношений. Он видел этот мир в рисованных картинках Ичиро.
Узнав, что японец, оказался художником и обучает Диму языку, в очередной свой приезд к невестке и внуку, дедушка привёз ему в подарок пересохшие краски с кистями и большие листы белого картона для черчения, лежавшие у них дома без дела много лет. Так же он подарил Ичиро целых два химических карандаша и толстую тетрадь в клеточку в твёрдой картонной обложке. Несколько листов в тетрадке были вырваны, да и сами листочки в ней немного пожелтели от времени, но Ичиро был несказанно рад таким дарам и всё кланялся в пояс дедушке, высказывая этим свою благодарность, до тех пор, пока он не уехал. Дед смущённо, останавливал его, постоянно повторяя:
— Молодой человек, что, вы! У нас не принято кланяться. Это я вам благодарен, что вы расширяете кругозор внука.
И обращаясь к Диме, внушал ему:
— А тебя прошу, будь осторожен. Время ещё не пришло, когда запросто можно с иностранцами общаться. Всё может случиться, — горько вздыхал он, но на прощание обязательно брал Диму за плечи и говорил: — учись, брат, всегда, везде и всему, но только хорошему.
Вскоре Надежда округлилась формами. Приехавшая летом в посёлок свекровь, не удивилась этому.
— Я понимаю тебя Наденька. Ты молода, красива. Жизнь требует своего. Да и Димочка привязался к Ичиро. Я думаю, Петенька всё понял бы, — они долго плакали, потом свекровь, успокоившись, предложила невестке.
— На следующий учебный год присылай Димочку к нам. Он способный мальчик, пусть доучится в нашей школе. А там, посмотрим, пока мы имеем возможность, поможем ему и школу окончить и в институт поступить.
