— Ты что так проголодался? Как встреча прошла, — спросила его Мария, видя, как он с жадностью поедает горячий суп.
— Маш, налей ещё водки, — раздражённо попросил он её.
— Так ты скажешь, наконец, в чём дело?
— В чём дело? Свешников достаёт из внутреннего кармана ветровки пачку долларов и бросает её на стол.
— Дело в том, что мы начинаем новую жизнь. Этот придурок, оказывается сам хотел обменять Элькину однушку на трёхкомнатную с доплатой. Что бы Сашеньке хорошо жилось. Чтобы он не на кухне, а в своей комнате спал. И хотел после этого всё ему рассказать. Бла-го-де-тель! Представляешь? Но его, как у него всегда бывает, срочно вызывают Японию.
— Ну, не томи, говори.
— Вот я и говорю, Сашке и так хорошо. В институте он договорился. Поступит Сашка. А Элька и так постоянно в больнице. Зачем одному Сашке трёхкомнатная?
— Так это он тебе кучу денег отвалил?
— А я тебе, о чём говорю? И на работу он меня пристроил. Коттеджи, дачи строить. Пока прорабом, а там, может и я, с такими деньжищами в долю войду, и будет у нас с тобой Машка и свой коттедж, и всё остальное…
— Чего не радуешься? — грустно спросила его Мария.
— Радоваться? Чему? Ты что думаешь, он свои кровные отдаёт? Благодетель?
Интересно откуда у него такие деньжищи? Отдаёт, значит лишние. Значит ещё есть где взять. Знаю таких! Квартиру ему! Чтобы Сашенька не нуждался! Вдруг семья появится!
— Грешно это… Ой, Коленька, ты и так безбедно жил на его деньги. Смотри, грех это.
— А, это у тебя, что? Новое увлечение. Теперь ресторан на церковь заменила? Я же для тебя стараюсь. И кстати для Сашки тоже. Этот олух ничего не понимает. Да и ты, вижу тоже. Будет у меня стабильное дело — всем будет хорошо.
* * *
Россия. Москва 2002 г.
Вернувшись из Японии, Дмитрий Петрович купил квартиру в доме, в котором потом поселится Марго. Пока Илона Павловна обустраивала дачу, на которой они собирались жить постоянно, Дмитрий Петрович находился в новой квартире.
Своими планами на будущее он решил поделиться со Свешниковым.
— Николай Митрофанович, добрый день. — Вы вернулись? — Николай сразу узнал голос Карташова, — навсегда или опять на время?
— Я вернулся давно. Обустраивал свой быт. Заодно и о Саше позаботился. Хочу вас предупредить, что я понял, что вы в очередной раз обманули меня. Но пусть это будет на вашей совести.
— Дмитрий Петрович, моя совесть чиста. Я помогал Саше, по силе моих возможностей.
— Не трудитесь объяснять. Я помогал вам на столько, что вам не надо было никаких сил прилагать. Я хотел вам сказать, что я вышел на пенсию. Теперь у меня не будет тех возможностей, которые были раньше. Шестьдесят пять лет, знаете ли, тоже возраст. Я приобрёл квартиру для Саши рядом со своим домом. А завтра я хочу навестить его и всё ему рассказать.
— Да, я понял, понял. Конечно, это ваше право.
Дмитрий Петрович долго представлял свою встречу с Сашей. Он готовился. Даже изложил на бумаге, что он скажет ему, чтобы не растеряться, повторял записанные фразы. Но такой встречи он не ожидал и не был готов. Свешников, напротив, вернулся домой в радостно-приподнятом настроении.
— Ну как? Как Саша отреагировал на Карташова? — волнуясь, спросила его Мария.
— Никак. Всё получилось в лучшем виде. Сашки не было. Он же с девушкой встречается. А я не мог помешать встрече двух влюблённых. Зато была моя бывшая. Ох, она и устроила. Вопли, сопли! Она решила, что я привёл к ней врача и собираюсь отвезти её в больницу. А когда до неё дошло, что это прежние усыновители Сашки, так такое началось, впору и, правда, её госпитализировать. Она кинулась на меня, пыталась схватить меня за горло. Еле ей объяснил, зачем мы пришли. Тогда, представляешь, она кинулась в ноги к Карташову и стала кричать: прошу, вас, не забирайте у меня Сашеньку.
Это всё, что у меня есть. Это мой сыночек Сашенька. Он был таким маленьким, щупленьким. И болел… А я его лечила, я хорошая мать. А врачи… они же ничего не понимают. А я лечила Сашеньку. Я ему таблетки давала. Много таблеток. Чтобы он не болел.
У Марии потекли слёзы.
— Чем всё закончилось? — тихо спросила она.
— Чем? Карташов отдал мне документы на Сашкину квартиру. Сказал, чтобы я ему это представил, как будто я её приобрёл для него.
— А ты?
— А что я? Пришлось согласиться.
— А как Элина квартира?
— Никак. Там для страховки Сашка будет прописан. Так он, Карташов решил. Понимаешь? Теперь он решает. Этот интеллигентишка
— Не гневи Бога. Он столько лет тебе помогал. Жалко мне их всех.
— Ты ещё заплачь. Жалко. В отличие от тебя он в Бога не верит, но на всякий случай грехи свои так замаливает. Запомни и усвой! На этом свете нет праведников. Все свой грех за пазухой держат. Щас, если бы он не по загранкам разъезжал, а здесь щи пустые хлебал с этими перестройками, да демократами, расщедрился бы. Знаю таких!
— Не суди, да… — горько заметила Мария.
— Чего? Не судить? Это ты за моей широкой спиной можешь сейчас
рассуждать, праведница! А я насмотрелся. Наслушался в своё время лозунгов. Кто были первыми ворами, да несунами. Активисты, твою мать их, коммунисты. В молодости, когда я на заводе пацаном работал, мой наставник, самый честный, старейший рабочий, туды его в качель, как говорил, аж заслушаешься, какой он честный, трудолюбивый! За завод жизнь отдаст. «Я Колька, копейки государственной не украл. Чужого в жизни не взял! Не соврал ни разу в жизни!» Ага! Первый несун. Жена карманов потайных нашила, так он через проходную всё, что помещалось, таскал. Заметь, каждый день из проходной на себе выносил. Не считая того, что машинами вывозил на свою даченьку. И не нужно ему было — всё равно тащил, потому, что не мог по-другому. А заслуг столько — сколько и карманов для воровства. Так, что наслушался я праведников. Научили. А теперь — что… Вместо крыс заводских прихватизаторы пришли наученные заслуженными папеньками. Теперь миллионами тащат! В карманы не поместишь.
— Да не у того Ты Коля учился. Да и Дмитрий Петрович причём?
— При всём. Ненавижу их всех этих умников, плевать я на них хотел. Не верю никому. Вот откуда у него деньжищи такие? Сашке, пусть небольшую, но трёхкомнатную отвалил! И если что с Элькой случится и её квартира пацану достанется.
— На всё воля Божья!
— Да пошла, ты, надоела ты мне, сил больше нет!
— Смотри, останешься один. Другие песни запоёшь. Сашка ведь верит, что всё это не Дмитрий Петрович, а ты для него делал. И институт и подарки.
— Не лезь не в свои дела. Мой сын, я с ним сам разберусь.
— Он-то тебя за отца всегда считал, а вот ты! Он у тебя, как рыбка золотая. Нужен тебе только для того, чтобы через Дмитрия Петровича свои желания выполнять.
