— Может сутенёр, продаст за три копейки, а я потом не вырвусь из плена. Девчонки дорогой такой рассказывают, пока до Москвы в поезде доедешь, таких страхов наслушаешься, — думала Оля.
— Я вас не принуждаю. Хотите, я довезу вас до Варшавы. Но вдруг, ваши друзья описали вас этим парням? Хотя, скорее всего их уже и в живых нет, — словно прочитал её мысли Марек.
Но, не став больше убеждать девушку, Марек попросил её не выглядывать в окна, тем более открывать дверь, а сам побежал на пробежку, прихватив с собой пса.
— Мы с Джерри в это время каждый день бегаем до магазина и обратно.
Оля хотела пройтись по одноэтажному, современной постройки дому. Она каждый раз, когда приезжала в Варшаву, останавливалась у знакомой Любаши, Халины, та за доллары сдавала ей маленькую комнатку в двухкомнатной квартире в кирпичной пятиэтажке. У нас такие дома называют «хрущёвками» и разрешала тоже за деньги звонить в Москву по телефону. Ольга любила пани Халину и всегда ей привозила подарки для неё и её внуков. Да и Халина относилась к Оле по-матерински. Ругалась, когда Ольга, стесняясь, того, что Халя кормит её горячим обедом, заходила после своих походов по рынкам в социальную столовую.
— То, нельзя кушать! То, только для пьяных!
А Ольге казалось, что там и вкусно, дёшево и порции такие большие.
Ольга всегда скучала по Халле, как бы скучала по своей любимой тётушке или бабушке. Но у неё не было никого из родных, был только один не самый лучший отец.
Ольга всегда вспоминала со смехом, как Халя долго не могла понять, что такое коммунальная квартира. Рассказывая о своей жизни, она поделилась воспоминаниями детства, когда они с мамой жили в коммуналке. Это потом маме от завода дали блочную «двушку». А тогда в их квартире с большим длинным коридором проживало пять семей и все с детьми.
— Как одна ванная? На всех? А туалет? Почти на двадцать человек один?
Каждый свой приезд, она объясняла Хале, как можно делить одну кухню с двумя колченогими газовыми плитами и две раковины на пять семей. Как включать, выключать свой свет в ванной и туалете, составлять график дежурств по уборке общих мест пользования и больших стирок. Стоять в очереди в единственную ванную и туалет. И много чего удивительного было в этих рассказах о совместной жизни разных, чужих людей. Но больше всего Халину поражало и удивляло совместное проведение праздников, семейных торжеств и грусть и печаль, когда пришлось разъехаться всем по новым квартирам.
У Хали в квартире было тоже всё не так, как у Оли. Но и ничего такого, чтобы её обстановка сильно отличалась от средне советского быта. Такой же телевизор, стенка, ковры, диваны. Только чисто и уютно, чего не удавалось создать Оле из-за своего постоянно пьяного, вечно с кем-то дерущегося и обязательно в их квартире, отца.
А дом Марека был современным. Необычная обстановка в гостиной. Кухня, уставленная всякими электроприборами, машинками для резания колбасы, хлеба и того, чего Оля не могла представить, куда и зачем можно это применить. Она не успела обследовать кухню, как услышала шаги по каменной дорожке, ведущей на веранду, потом в окне, закрытом красивой занавеской, показался силуэт незнакомого мужчины. Она быстро присела на пол. За рабочим столом кухонного гарнитура её не было видно, но и она не могла видеть, что на веранде делает мужчина.
Мужчина внимательно всматривался в окно, пытаясь разглядеть, кто находится в доме. Опять послышались шаги. Видно к незнакомцу подошёл ещё один человек.
— Да, нет там никого, погнали отсюда. А то вернётся хозяин со своим зверем.
Парни ещё некоторое время толкались бы перед окнами, которые выходили на длинную широкую веранду, но вдруг послышался голос соседа.
— День добже, пан Марек!
— Всё, влипли, погнали, нет её здесь.
Дальше Оля слышала стук убегающих ног, крик Марека, сдерживающего на поводке Джерри. Звук открываемой двери.
— Ольга, с вами всё хорошо?
Он поднял, всё ещё сидевшую испуганную девушку с пола.
— Всё, Ольга! С сегодняшнего дня, ты слушаешь только меня.
Следующим утром, сообщив соседу о своём отъезде, Оля поняла, что тот присматривает за собакой и домом в отсутствие хозяина, Марек, погрузив саквояж с вещами, направил автомобиль в сторону немецкой границы.
На границе Марек вышел с паспортом Ольги и скрылся в помещении таможенников. Вышел оттуда с двумя мужчинами. Таможенник и пограничник, так определила их она. О чём-то оживлённо беседуя, они проводили Марека к машине, где сидела Оля, и вежливо с ней поздоровавшись, стали нахваливать новый на вид, весь сверкающий белый «Мерседес». Тепло, попрощавшись с ними, Марек въехал на территорию Германии. Он проделал то же самое и на этом пункте, только с той разницей, что вышел из помещения с одним мужчиной. Так же, после разговора с ним, пожав крепко друг другу руки, они попрощались.
Промчавшись через сумбурный, многолюдный от нахлынувших приезжих, шумный, после присоединения Берлин, и проскочив гэдээровские дороги, автомобиль оказался на автобане. От скорости у Ольги закладывало уши. Она смешно закрывала ладонями лицо, умоляя Марека не гнать так быстро.
— Нельзя, это автобан. Меня оштрафуют за маленькую скорость. Здесь кругом камеры.
Вот это больше всего поражала Ольгу. Штраф за небольшую скорость! Но больше всего её поразила красота вокруг. На зелёных от пышной зелени холмах выглядывали маленькие посёлки, своими красными, оранжевыми крышами, напоминающие грибы в густых лесных зарослях. Острые шпили замков горели огнём, отражая лучи солнца.
На стоянке, где служащие заправляли, мыли и пылесосили автомобиль, они с Мареком прошли в уютное прохладное кафе. Пока Марек расплачивался в кассе за услуги и ходил по небольшому магазинчику, Оля рассматривала его, словно видела впервые. Старше её на шесть лет, не красавец, но с волевыми чертами лица, спортивной фигурой, он всё больше и больше нравился ей. Дорогой, Марек, узнав о жизни Оли, рассказал, как оказался в Германии.
Его старшая сестра давно вышла замуж за швейцарца, проживающего в ФРГ, но он скончался от инфаркта. Марек закончил в своё время экономический факультет Плехановки в Москве. Отсюда хорошее знание русского языка. И жена у него была русская. И когда сестра пригласила тогда только, что женившегося брата к себе в помощь в управлении наследством, жена очень любила его. Но уже вскоре нашла американца и после развода, укатила с ним в Штаты. А он, чтобы отвлечься от такой травмы, ударился в работу. Да так, что прикупил ещё магазин, и ещё кое, что. В общем, всё хорошо, кроме того, что он перестал доверять женским словам о любви чистой и непорочной, а русским красоткам тем более.
— Разве не так, что у вас всегда на первом месте благополучие? Времена тургеневских барышень прошли, я понимаю. Но на генном уровне должно, же что-то остаться: благородство, честность, искренность?
— Могу тебе сказать только одно — тебе не повезло, и ты озлобился. Женись на соотечественнице или немке, может тогда у тебя мнение о русских изменится. А потом, любить, это не только вовремя борщи варить.
