– Если вы про мужчину на протезе, то он – не сиделец. Он из Афгана.
– Откуда вы знаете? – Полина даже опешила от столь неожиданного предположения.
– Такие татуировки делали те, кто в Кандагаре воевал, – пожав плечами, ответил Никита. – А цифры – это номер части и год. 1987-й.
– А тот, второй, на котором живого места нет?
– Вор в законе.
– Кто-о-о?
– Мужик с охраной, который вместе со мной купался, а потом на носу яхты обсыхал.
– С чего вы взяли, что он – вор в законе? И что эти двое – его охрана?
– Полина-а, так это ведь видно. – Он насмешливо посмотрел на нее. – На нем же все написано. Семь ходок. Явный авторитет. Ну, может, не вор в законе, но смотрящий, так точно. И эти двое с него глаз не сводили.
– Но они же чистые, без татуировок.
– Ну и что? Им по статусу не положено. Это охранники. Он купаться с яхты, и они за ним. И ходят по бокам, и глазами все время по толпе шныряют, как бы чего не вышло.
– Ой, а я их сфотографировать хотела. – Полина остановилась посредине струящегося по набережной людского потока и взялась руками за щеки, тем же жестом, что и Оля. Никита усмехнулся.
– В лучшем случае, у вас бы не было вашего телефона, которым вы фотографируете, – серьезно сказал он. – В худшем, они бы вас в порядке воспитательной работы в море сбросили. Вы так никогда не делайте, ясно? Это не шутки.
– Ладно, не буду, – пообещала она, и они пошли дальше.
По мере приближения к пляжу Полину все больше охватывало странное чувство жалости, что морская прогулка оказалась такой короткой и осталась позади. Она вдруг снова ощутила теплый соленый ветер на своей щеке, услышала негромкий голос Никиты, рассказывающего о Золотых воротах, увидела солнечные блики на зеленой, кристально чистой морской воде, подмигивающие ей, как дьявол из преисподней.
Все, что происходило с ней, было так не похоже на повседневную рутину, в которой, как в сетях, билась и задыхалась ее жизнь, что она каждой жилкой тела чувствовала скоротечный бег времени. В Коктебеле она жила уже четвертый день, а значит, впереди оставалось еще только десять, наполненных солнцем, морем, новыми знакомствами и возможными приключениями. А потом придется вернуться домой, в холод надвигающейся осени, повседневное разгребание грязи, в прямом смысле этих слов, к чужим капризным детям, а главное к утраченной надежде на возможное счастье. Здесь же, в Крыму, казалось, все дышало им. И расставаться с призрачностью мечты ужасно не хотелось.
«Зря местные считают, что вход в преисподнюю находится под Золотыми воротами, – вдруг с невесть откуда взявшимся отчаянием подумала она. – Преисподняя – это когда тебе утром не за чем вставать из постели, кроме как ради ненавистной работы. Преисподняя – это когда возвращаешься домой, где тебя никто не ждет. Мама и Оля – не в счет. Преисподняя – это когда ты вынуждена ложиться в постель с мужчиной, которого не любишь и не хочешь. А здесь – просто рай. Как же они этого не понимают?»
Ее новый знакомый, писатель Никита, даже не подозревавший о буре чувств, раздирающих Полину, шагал чуть впереди, смешно выкидывая вперед длинные, голенастые ноги. Плавательные шорты на нем давно высохли, майка плотно облегала не очень спортивный, с намечающимся жирком, но довольно крепкий торс. Сейчас он ничем не напоминал ей Чехова, и она даже удивилась мимолетно своей вчерашней пляжной фантазии. Это был совсем обычный мужчина, пусть даже и с довольно необычной профессией, и отчего-то от этой мысли Полине вдруг разом стало скучно.
Ее нахмуренная физиономия на пляже пришлась явно по душе балагуру Костику.
– А я предупреждал, – заметил он, когда Полина шлепнулась на край лежака и начала стаскивать шорты и майку. – Я говорил, что это скучная экскурсия. Незачем было тратить ни время, ни деньги.
– Ты был прав. Я это признаю. Доволен? – зло бросила Полина, и Никита оглянулся на нее в немом изумлении.
– Да с чего мне быть довольным-то? – растерянно пробормотал Костик. – Мне, как говорится, без разницы.
– Ну и не зубоскаль. – Она отшвырнула майку, которая никак не хотела сниматься, и, не оглядываясь, побежала в море. Никита и Костик смотрели ей вслед.
Глава 4
Случай на пляже
«Я не хочу идти по чьим-то следам. Мы же не на минном поле, правда?»
Фамке Янссен
К вечеру от внезапно нахлынувшего дурного настроения не осталось и следа. Полина и сама не знала, какая муха ее укусила. В памяти всплывали только самые приятные впечатления от прогулки на яхте. Чтобы помириться с Костиком (хотя она была не уверена, что они ссорились), Полина согласилась вечером сходить с ним на очередной концерт.
На этот раз на открытой веранде ночного клуба местные исполнители перепевали репертуар русского рока. Обычно Полина была категорически против таких вольностей. С ее точки зрения никто, кроме Шевчука, не мог петь песни Шевчука, и никто, кроме Никольского, не мог попасть в нужное настроение, заводя «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант».
Но неожиданно концерт оказался очень даже неплох. По крайней мере, песни «Воскресения» и «Машины времени» вполне можно было узнать, а Шевчук и Арбенина в необычной аранжировке и вовсе пришлись ей по вкусу. Садиться за столик они не стали, Полине вовсе не улыбалось, чтобы Костик снова за нее платил, но прогуливаться по набережной и подпевать словам, которые она знала наизусть, тоже было очень даже неплохо.
Толпа на вечерней набережной была довольно плотной, но крепкий и плечистый Костик надежно ограждал ее от встречного потока гуляющих, иногда решительно отодвигая кого-то из особо настырных.
У балюстрады набережной закипала ссора. Молодой, крепкий мужчина в черных джинсах и майке тянул за руку хрупкую женщину с распущенными длинными волосами. Женщина стояла к Полине спиной, но почему-то казалась смутно знакомой, впрочем, как и ее спутник.
«Где же я их видела?» – лениво думала Полина. Вопрос, по большому счету не стоящий ни малейшего внимания, зудел в ее виске, как назойливый комар. Почему-то ей было очень важно вспомнить, где и при каких обстоятельствах она впервые встретила ссорящуюся пару. В том, что они ссорились, не было ни малейшего сомнения. Женщина своенравно вырывала руку, а мужчина аккуратно, но твердо пытался взять ее повыше локтя, чтобы заставить двинуться в нужную сторону.
В какой-то момент женщина, вырываясь, повернулась к Полине в профиль, и ту словно молния озарила. Это был профиль той самой художницы, которая в первый ее вечер в Коктебеле так лихо заказала ужин в кафе «Бочка». Сейчас сарафан на ней был другой, но тоже стильный и явно дорогой. Водопад роскошных волос, все так же не сдерживаемый никакими заколками, струился по узкой, ровной спине. Лицо незнакомки сейчас было искажено гневом, она отрывисто что-то говорила, а не была так расслабленна и безмятежна, как во время их первой встречи, но все же это была именно она.
